Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929

Обращались и люди, отнюдь не являвшиеся эксцентриками, но явно не представлявшие себе характера деятельности Троцкого, его взглядов, его намерений. Письма от такого рода лиц, подчас известных в обществе, могли рассматриваться только как курьезы. Так, летом 1929 г. пришло письмо от Сирила Клеменса, сына знаменитого американского писателя Сэмюэля Клеменса, писавшего под псевдонимом Марк Твен. Клеменс-младший предлагал Троцкому стать почетным вице-председателем Общества Марка Твена. Все было бы ничего, но письмо было напечатано на бланке этого общества, на котором значились имена тех, кто уже входил в руководство общества. Среди вице-председателей были действительно достойные лица — путешественник Руаль Амундсен, писатель Кнут Гамсун. Одно из имен — британского лейбористского деятеля и дважды премьер-министра Рамзея Макдональда — было Троцкому явно неприятным. Но главное, на бланке значилась фамилия почетного председателя общества — его превосходительства Бенито Муссолини — премьер-министра Италии и вождя итальянских фашистов, которого Троцкий, как убежденный коммунист, считал главной опорой мировой реакции и своим заклятым врагом[986]. На письмо сына Твена Троцкий ответа просто не дал, считая нецелесообразным объявлять о своем отношении к дуче, так как на гостеприимство Италии, ее правительства и бывшего социалиста Муссолини Троцкий на самом деле рассчитывал. Позже он действительно дважды воспользовался любезностью итальянцев: первый раз, когда после выступления с лекцией в Копенгагене через Италию возвращался в Турцию, и второй раз, когда через Италию ехал из Турции во Францию, после получения французской визы и разрешения на переезд в эту страну.

Почти столь же странными были письма от известного американского писателя Эптона Синклера[987]. В одном из них, сообщив, что он завершил чтение только что вышедших воспоминаний Троцкого «Моя жизнь», поздравив автора с «живым изложением», подчеркнув при этом, что политическую сторону книги он не желает обсуждать (поскольку не согласен со взглядами Троцкого), Синклер перешел к важному для него практическому вопросу. Ни одна из его книг не была переведена на турецкий язык, и американский писатель просил Троцкого найти хорошего переводчика[988]. Через несколько месяцев в газете «Нью-Йорк таймс» было опубликовано сообщение, что Троцкий сам собирается переводить книги Синклера на турецкий язык. Кто-то, видимо, неправильно истолковал слова Троцкого. Понимая, что публикация в «Нью-Йорк таймс» забавное недоразумение, Синклер прислал Троцкому письмо с просьбой разъяснить смысл статьи в американской газете. Смущало его главным образом то, что Троцкий недостаточно хорошо владеет турецким, чтобы переводить с английского[989].

Троцкий со свойственным ему цинизмом характеризовал основную часть получаемой почты: «Трудно поверить, что существует на свете столько людей, кровно заинтересованных в спасении моей души. Я получил за эти годы такое количество религиозной литературы, которого могло бы хватить для спасения не одного лица, а целой штрафной команды грешников. Все нужные места в благочестивых книгах предупредительно отчеркнуты на полях. Не меньшее количество людей заинтересовано, однако, в гибели моей души и выражает соответственные пожелания с похвальной откровенностью, хотя и без подписи. Графологи настаивают на присылке им рукописи для определения моего характера. Астрологи просят сообщить день и час рождения, чтоб составить мой гороскоп… Постепенно я научился по конвертам отгадывать, просят ли у меня палки для домашнего музея, хотят ли меня завербовать в методистские проповедники или, наоборот, предрекают вечные муки на одной из вакантных адских жаровен»[990].

В январе 1931 г. к Троцкому приехала старшая дочь Зинаида Волкова с четырехлетним сыном Севой (Всеволодом). Сама Зина и ее мать (Соколовская) недоумевали, каким образом советские власти выпустили ее к отцу — злейшему сталинскому врагу. Но за этой поездкой скрывался коварный план. Больная Зинаида была скорее обузой для Троцкого, нервировала его и отвлекала от работы. В Ленинграде с бабушкой оставалась в заложниках старшая дочь Зинаиды от первого брака с Захаром Моглиным — семилетняя Саша. Разрешению на выезд к отцу предшествовал краткий арест Зинаиды[991], с которой конечно же во время ареста проводили беседы. Она была освобождена через несколько дней и выпущена за границу к отцу. Сталин счел более выгодным отправить ее за рубеж.