Лев Троцкий. Революционер. 1879–1917

При ретроспективном анализе Балканских войн Троцкий уделил определенное внимание геополитическим вопросам, что было несколько необычно для марксистского журналиста, пусть и сотрудничавшего в либеральной прессе. Правда, сам термин «геополитика» не употреблялся, и Троцкий вряд ли знал его [810] . Но геополитический подход явно присутствовал в некоторых его работах. Например, положение Румынии непосредственно после Межсоюзнической войны он оценивал следующим образом: «Румыния зажата между Россией и Австро-Венгрией, что не позволяет ей вести наступательную политику… Пограничная Добруджа всегда будет поддерживать Болгарию в случае войны» [811] .

В специальной статье Троцкий рассматривал характер румыно-болгарских отношений после заключения Бухарестского мира [812] . Впрочем, это была не самостоятельная статья, а подробно комментируемое изложение брошюры одного из руководителей румынских социалистов Константина Доброджану-Геря [813] «Румыно-болгарский конфликт». Брошюра вышла в Силистре на румынском языке, которым, как видим, Троцкий овладел настолько, чтобы быстро прочитать ее текст и сделать необходимые ему переводы. Впрочем, Троцкому мог помогать в этом деле Раковский.

Любопытно, что Доброджану-Геря был представлен читателям не как политический деятель, а как «виднейший румынский писатель» (на самом деле с художественной литературой он был связан слабо, подчас выступая с политизированными критическими статьями и рецензиями, а также работами по эстетике). Троцкий тем самым продолжал демонстрировать редакции «Киевской мысли» свою партийную неангажированность, журналистскую объективность и уж, во всяком случае, журналистскую осторожность. Но в то же время Троцкий неоднократно упоминал о том фактическом предательстве, которое высшие круги России совершили по отношению к Болгарии, став на сторону Сербии по соображениям высокой общеевропейской политики в тот период, когда назревала, а затем произошла Межсоюзническая война. Позиция и оценки Троцкого оказались намного ближе к действительности, нежели взгляды русских славянофилов, группировавшихся вокруг Милюкова.

Раковский стал главным героем статьи, посвященной румынскому социалистическому движению [814] . Это был первый опыт Троцкого в передаче биографии Раковского. Позже к жизни и деятельности этой личности Троцкий будет возвращаться неоднократно. Пока же, отмечая, что толчок румынскому социал-демократическому движению дала революция 1905 г. в России, Троцкий писал, что незадолго до этого времени Раковский начал свою деятельность в Румынии и почти сразу же оказался во главе социалистической партии в силу своих личных политических и организационных качеств.

Иной характер носил обширный очерк «Поездка в Добруджу», написанный под влиянием общения с Раковским, по приглашению которого и была совершена эта поездка в живописный добруджанский город [815] . Из Бухареста в Констанцу Троцкий и Раковский ехали вместе поездом. На железнодорожной станции их встречал кучер из имения Раковского, в прошлом матрос броненосца «Потемкин» Козленко. Очевидно, в связи с тем, что Раковский – видный социалистический лидер – был владельцем крупного сельскохозяйственного имения да еще имел в качестве слуги бывшего «революционного моряка», Троцкий не называл героя своей статьи по имени. Из деликатной ситуации автор вышел просто, сказав только, что Козленко служил кучером «в имении матери моего приятеля, болгарского врача, с которым мы вместе совершали путешествие», хотя добруджанское имение было собственностью самого Раковского, полученной им по наследству.

Очерк содержал живое описание жилья Раковского возле города Мангалия: «Старый уездный дом, низкие двери, низкие потолки». Отмечалось, что в доме хранится единственный в своем роде архив по истории борьбы болгарского народа за национальную независимость.

Если иметь в виду черты характера Троцкого, которые складывались с юных лет, – эгоцентризм, высокомерное отношение к окружающим, трудный и почти невозможный процесс личного сближения с другими людьми, стремление всегда и во всех делах быть первым и демонстрировать это окружающим, просто поражает то чувство глубокого уважения и братской любви, можно сказать, даже почтения и почти восхищения, которое он испытывал по отношению к Раковскому. Вот лишь одно из описаний совместной прогулки по улице в Мангалии: «Мы проходим со своим другом и чичероне вдоль всей улицы, и я с почти мистическим удивлением гляжу, как он орудует в этом этническом и лингвистическом хаосе. Он поворачивает голову направо, налево, раскланивается, перебрасывается словами с одним столом, с другим, заглядывает в магазины, наводит хозяйственные справки, ведет мимоходом политическую агитацию, собирает сведения для газетных статей, и все это на полдюжине языков. В течение часа он без затруднений переходит десятки раз с румынского языка на болгарский, на русский, немецкий, турецкий – с приезжими колонистами и французский – с нотаблями».