Лев Троцкий

Понимая, что статья Каменского инспирирована Сталиным (об этом свидетельствовала их близость),[607] Троцкий ответил обширным письмом в ЦК от 25 декабря,[608]

в котором, опровергая утверждения автора, просил «заявить во всеобщее сведение о том, является ли политика военного ведомства моей личной политикой, политикой какой-либо группы или же политикой нашей партии в целом». На этот раз Ленин полностью поддержал Троцкого. Не откладывая дела в долгий ящик, он в тот же день созвал партийный ареопаг — ЦК, которым было принято постановление «О политике военного ведомства»,[609] написанное, как видно по содержанию и стилю, самим Троцким. Здесь подчеркивалась ошибочность мнения, «будто политика военного ведомства есть продукт личных воззрений отдельных товарищей или отдельной группы». Более того, ЦК объявил выговор несчастному Каменскому (за газетную статью!), но предусмотрительно не упомянул подстрекателя его выступления.

Вскоре на новое, аналогичное письмо Троцкого Ленин ответил запиской, которая, по сути дела, давала наркому полноту власти не только в решении военных вопросов, но и в расправе с неугодными лицами: «Зная твердый характер распоряжений тов. Троцкого, я настолько убежден, в абсолютной степени убежден, в правильности, целесообразности и необходимости для пользы дела даваемого тов. Троцким распоряжения, что поддерживаю это распоряжение целиком». Записка была написана на бланке председателя Совнаркома, причем в самой нижней части бланка, как бы давая Троцкому возможность использовать верхнюю часть листа для собственных распоряжений.[610]

Комментируя ленинскую записку, Троцкий писал: «Для применения репрессий мне не нужно было никаких дополнительных полномочий. Заявление Ленина не имело ни малейшего юридического значения. Это демонстративное выражение полного и безусловного доверия к мотивам моих действий предлагалось исключительно для партии и по существу было направлено против закулисной кампании Сталина. Прибавлю, что я ни разу не делал из этого документа никакого употребления».[611]

Думается, этой записке Ленина не следует придавать столь большое значение, как это делал Троцкий. Он сам признает широту своих полномочий в применении репрессий. Ленинская записка ничего не прибавляла. Это был документ, с одной стороны, продолжавшейся политической игры «и нашим, и вашим» — на этот раз чаша весов склонялась в пользу Троцкого. С другой стороны, Ленин во все большей степени ощущал опасность для партийного руководства и лично для себя так называемой «военной оппозиции», которая складывалась в кругах средних и низших партийных кадров, что могло привести к опасным для власти последствиям.

Оппозиция по военному вопросу начала складываться в первые месяцы формирования Красной армии. Состояла она в отстаивании выборного начала в комплектовании командного состава, в выступлениях против дисциплины, централизации и, главное, против привлечения в армию старых специалистов — бывших генералов и офицеров. Вначале эти выступления были разрозненными и с ббльшим или меньшим трудом подавлялись Троцким и другими деятелями, которые выступали за формирование регулярной армии, осознавая, что только она способна обеспечить сохранение установленного режима.

Но постепенно, пользуясь покровительством отдельных руководителей, неопределенностью позиции Ленина, оппозиция набирала силу. Ленин вначале более или менее терпимо относился к раздраженному отношению значительной части партийных кадров к военспецам, так как якобы не представлял себе масштабов и жизненной важности этой проблемы.

Троцкий вспоминал, что в начале 1919 года, когда с востока наступал Колчак, во время очередного приезда в Москву он встретился с Лениным на одном из заседаний. Последний ошарашил Троцкого запиской: «А не прогнать нам всех специалистов поголовно и не назначить ли Лашевича[612] главнокомандующим?» Можно полагать, что Ленин как бы провоцировал Троцкого, проверял его позицию, но последний отнесся к вопросу серьезно и недовольно ответил: «Детские игрушки». После заседания беседа продолжалась. Троцкий укоризненно заявил Ленину: «Вы спрашиваете, не лучше ли прогнать всех бывших офицеров. А знаете ли вы, сколько их теперь у нас в армии?» Ленин ответил отрицательно. «Не менее тридцати тысяч», — заявил Троцкий. Ленинская реакция была почти шоковой: «К-а-ак?» «Не менее тридцати тысяч, — повторил Троцкий. — На одного изменника приходится сотня надежных, на одного перебежчика два-три убитых. Кем их заменить?»[613]