Лев в Москве. Толстовские места столицы

Мы начали с того, что повидались со всеми главными учеными петербургскими, академиками и профессорами, и передали им новость про Румянцовский музей. Все были поражены не меньше нашего, и точно также не хотели, сначала, даже верить. “Как это возможно? – спрашивал по очереди каждый из них. – По секрету, одной канцелярией, никого из ученых даже не спросивши, не давши даже знать ни академии, ни университету? Нет, это так нелепо, – это просто невозможно!” Однако, каждому из них скоро приходилось убедиться, что это не пустой слух, и что в самом деле Румянцовский музей собираются увезти из Петербурга. Общему негодованию, общему удивлению всех этих ученых не было пределов. Стали думать: что же предпринять, что делать? И решили, что всего лучше будет печатно заявить, в самых умеренных и сдержанных выражениях, как это дело нехорошо, как оно не идет. В этом случае ничуть не противился даже такой, вообще столько консервативный и осторожный человек, как профессор и академик Измаил Иванович Срезневский: со сверкающими от досады черными глазами своими, и осунувшимся умным лицом, он объявил, что переводить Румянцовский музей вон из Петербурга, да еще не спросивши мнения тех, до кого это всего более касается – это дело просто нестерпимое, постыдное. Печатные протесты были в то время в большом ходу у нас везде, и к ним часто прибегали люди самых разнообразных общественных настроений. Сам Срезневский советовал поставить во главе протестующих – знаменитого Востокова, во-первых, как одного из капитальнейших русских ученых, а потом еще, как человека, очень близко стоявшего к графу Румянцеву, в последние годы его жизни, и еще при нем начавшего писать свое знаменитое сочинение: “Описание русских и славянских рукописей Румянцовского музеума”. Как ни стар и дряхл он был в то время, но, рассказывал нам дня два-три спустя Срезневский, и он тоже пришел в великое негодование при известии об увезении Румянцовских собраний из Петербурга. Протест получил следующий вид:

Заявление.

“В Петербурге пронесся слух, что Румянцовский музей будет переведен в Москву, самое здание продано, а собрание рукописей, книг и прочие коллекции переданы в Московский университет. Главное значение музея заключается в его рукописях, незаменимых, как единственных в своем роде. Долгом считаем выразить наше убеждение, что такое нарушение прав Петербурга на один из его лучших исторических памятников было бы невознаградимою потерею для здешних исследователей русской истории и древности. А. Востоков. – Н. Булич. – Н. Благовещенский. – А. Вицын. – К. Кавелин. – Н. Костомаров. – В. Ламанский. – П. Пекарский. – А. Пыпин. – И. Срезневский. – В. Стасов. – М. Сухомлинов”.

Говорят: это должно быть сделано потому, что в Москве необходимо устроить публичную библиотеку, а Румянцовский музей в Петербурге лишний: им пользуются слишком мало, а в Москве, напротив, будут пользоваться много; там он послужит основанием, ядром будущей публичной библиотеки, около которого станут группироваться будущие приращения.

Но оба эти резона в полной мере не логичны. Какая же связь между тем, что в Москве надо устроить публичную библиотеку и что в Петербурге есть Румянцовский музей? Неужели московская библиотека не может быть основана без Румянцовского музея, и только один Румянцовский музей может сделать то, что явится на свет московская публичная библиотека? Никто, конечно, не станет спорить против того, что Москве библиотека нужна, и можно только жалеть, что ее там до сих пор нет. Но за что же лишать, по этому случаю, Петербург того, что принадлежит ему вследствие события исторического – патриотического подвига государственного канцлера графа Румянцова, лишать Петербург того, что составляет его гордость?

Действительно ли Румянцовский музей так необходим для Москвы, что без него ее библиотека вовсе не может даже основаться? Такое мнение было бы совершенно несправедливо. Румянцовский музей вовсе не есть такая библиотека, как многие другие. Его главное значение заключается преимущественно в русских рукописях. Конечно, в этом музее есть также несколько тысяч печатных книг, но все устарелых, и по большей части все специальных. Ими в настоящее время не находит надобности пользоваться Петербург, без сомнения не будет пользоваться и Москва. Какой же это “основной фонд” для будущей московской библиотеки? Совершенно иное дело рукописи Румянцовского музея. Они заключают такие разнообразные сокровища для русской истории, филологии, искусства, которые никогда не состарятся и много веков будут родником русского знания и исследований. Это знают все люди, занимающиеся русской наукой. Когда дело идет о Румянцовском музее, надо, прежде всего, иметь представление именно об одних только рукописях его. Но этого не случилось с составителями проекта о переводе музея из Петербурга в Москву. Они думали только о почтенной цифре печатных книг, а о русских его рукописях вовсе и не думали. Они о них начисто забыли.