Лев в Москве. Толстовские места столицы

Куда как проще, по мнению императорских чиновников, было бы просто ликвидировать музей, разбазарив его коллекции. Одоевский сражался за сохранение целостности собрания: «Их мысль просто не на что не похожа, а именно: 1) Музеум раздробить: книги и рукописи в Библиотеку (Публичную – А.В.), картины, монеты, минералы(!) в Эрмитажный Музеум. Следовательно и название Румянцевского Музеума уничтожится. 2) Дом продать и деньги отдать в Министерства Народного Просвещения (!!!) под тем предлогом, что Румянцев назначил свое приношение – на просвещение вообще. Разумеется, что я против этого руками и ногами». Так возражал Одоевский на доводы специальной комиссии, определявшей проблемы музея в 1860 году.

Нужен ли был музей столице Российской империи с ее Эрмитажем? Этот вопрос все сильнее будоражил не только Одоевского. Денег на содержание музея не хватало даже несмотря на сдачу в аренду помещений бывшего дома Румянцева на Английской набережной. Движимый желанием любой ценой не допустить раздела собрания, Одоевский решается «все здания Музеума продать; на вырученные деньги приобрести дом в Москве… и, расположив в оном коллекции Музеума, образовать из них первое основание Московской публичной библиотеки».

Процитированный отрывок содержится в интересном документе того времени – «Положение Румянцевского музея в С.-Петербурге до 1861 года», из которого мы узнаем, что «еще в 1860 году заведовавший Румянцевским музеумом гофмейстер князь Одоевский, по поручению директора Императорской Публичной библиотеки барона Корфа, исчислил в записке, составленной для министра Императорского двора, все недостатки здания, где помещался Румянцевский музей, – недостатки, существовавшие со времени принятия его в казенное ведомство в 1828 года, и с тех пор ничем не устраненные. Не имея средств сделать капитальные исправления в дурном устройстве зданий Румянцевского музея, в особенности в отоплении его и размещении коллекций, находившихся в соседстве жилых квартирах, князь Одоевский, справедливо опасаясь, что исторические драгоценности, хранящиеся в Музее, могут сделаться жертвою пламени» предлагал спасти коллекции музея, путем перевозки их в старую столицу.

А в Москве ни своего Публичного музея, не общедоступной библиотеки не было. Хотя поборников их создания находилось немало. Был среди этих людей человек, подобно Румянцеву собиравший свою коллекцию древностей. Мы говорим о знаменитом московском общественном деятеле, писателе и журналисте, профессоре Московского университета Михаиле Петровиче Погодине. Бывший крепостной, добившийся в жизни многого благодаря своей исключительной любознательности и интеллекту, Погодин собирал свое «древлехранилище» в усадьбе на Девичьем поле, желая сделать его общедоступным для всех москвичей, но не сложилось…

А тем временем все шло к своему логическому продолжению. Окончательное решение принял Александр II. Увлеченный в то время реформой по отмене крепостного права, он, тем не менее, затею Одоевского одобрил, и поручил серьезно изучить этот вопрос Комитету министров, который постановил: «Румянцевские дома и места, им принадлежащие, продав, обратить вырученную сумму в распоряжение Министерства народного просвещения с тем, чтобы руководствуясь точным смыслом именного Высочайшего указа Правительствующему сенату, от 22 марта 1828 года, данного, она составила неотъемлемую собственность всего учреждения и, с переводом последнего в Москву, следовала за ним в полном количестве для употребления ни на что иное, как только на содержание и умножение коллекций графа Румянцева. Таковое мнение Комитета министров удостоилось Высочайшего утверждения, 23 мая 1861 года».

А как отнеслась к идее переноса Румянцевского музея в Москву петербургская общественность? Мало сказать, что неодобрительно. В центре поднявшейся волны возмущения оказался неутомимый критик Владимир Васильевич Стасов. В своих записках «Румянцовский музей. История его перевода из Петербурга в Москву в 1860–1861 годах», напечатанных в журнале «Русская старина» в 1882 году, он гневно негодует по этому поводу:

«История этого дела представляет несколько интересных подробностей, которые наверное будут любопытны многим у нас. Тут рисуются образ мыслей, характеры, взгляды, понятия людей тогдашнего времени, одних в хорошую, других в дурную сторону. Случай заставил меня играть некоторую роль в этом деле, и потому мне известны, как очевидцу и свидетелю, разные подробности, вовсе неизвестные многим другим. Поэтому я и считаю полезным сохранить эти факты на страницах “Русской Старины”. Мне кажется, некоторые их них имеют значение вполне историческое. Что же касается до большинства официальных фактов, также до сих не появившихся еще в печати, то они почерпнуты мною из подлинных дел, хранящихся в архивах Министерства Народного Просвещения и Румянцовского музея.