Интересовала графа и такая область истории, как свидетельства иностранцев о России, особенно те, что не опубликованы и находятся в европейских архивах и библиотеках. А потому Румянцев отправил на Запад двух молодых ученых – Штрандмана в Италию и Шульца в Пруссию, в Кенигсберг. Граф задался целью издать научно-историографический труд, вмещающий в себя все имеющиеся иностранные источники, рассказывающие о России разных эпох: от Иоанна III до последнего Рюриковича – Федора Иоанновича, затем о времени Смуты, и, наконец, от первого Романова – Михаила Федоровича, до его внука Петра I.
Деятельность Румянцева демонстрирует одно из укреплявшихся в те годы направлений общественной мысли – повышенный интерес к отечественной истории, реализовавшийся особенно глубоко в эпоху, сопутствующую созданию «Войны и мира». Неслучайно, что возник он после победы России над наполеоновской Францией и успешным окончанием заграничных походов русской армии. Эти события вновь показали, что Россия, как и в петровские времена, способна не только отразить натиск врага, но и уничтожить противника в его собственном логове. Знаменательно, что интерес к своей истории стал все более возрастать при Александре I.
Еще перед войной 1812 года Румянцев и члены его кружка начали готовить к изданию многотомный труд – «Собрание государственных грамот и договоров», хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел. Но военные события прервали эту работу. Первый том «Собрания» вышел лишь в 1813 году, заключительный четвертый том увидел свет в 1828 году. Это была последняя книга, изданная Румянцевским кружком. Всего же за пятнадцать лет своей деятельности кружок выпустил около пятидесяти книг, многие из которых на сегодняшний день являются бесценными, т. к. выходили они очень ограниченными тиражами. В 1814 году Румянцев после отставки уехал в свое родовое имение под Гомелем. В 1825 году он вернулся в Петербург и жил в своем доме на Английской набережной, около Николаевского моста. Все залы, все кабинеты дома были заполнены рукописями, книгами, медалями, монетами. В этом же доме 3 января 1826 года Румянцев и скончался.
Согласно его последней воле, не только все собранное им, но и дом на Английской набережной отошли казне для создания музея. И через пять лет, в 1831 году, в Петербурге был открыт «Румянцевский Музеум». В газете «Санкт-Петербургские Ведомости» появилось по этому поводу следующее объявление: «С 23-го ноября сего года Румянцевский Музеум открыт для публики на основании Высочайше утвержденного в 28 день мая 1831 года Учреждения сего Музеума, в коем § 2-м постановлено: каждый понедельник с 10-ти часов утра до 3-х пополудни Музеум открыт для всех, желающих осматривать оный. В прочие дни, кроме воскресных и праздничных, допускаются те посетители, кои намерены заниматься чтением и выписками в Музеуме, где могут они для сего оставаться – зимою с 10-ти часов утра до захождения солнечного, а летом с 10-ти часов утра до 8-ми часов вечера». На фронтоне здания сделали ту самую надпись, что впоследствии была повторена в Москве: «От государственного канцлера графа Румянцева на благое просвещение».
Штат музея состоял всего из четырех человек, и это в какой-то мере отражало отношение к новому просветительскому учреждению и со стороны власти, и со стороны общества. Неудивительно, что современники расценили основание Румянцевского музеума «не началом, а концом развития его ценнейшей библиотеки». Читателей было не густо, а потому вся работа служителей состояла «в перестановке и в перешифровке книг, в составлении новых каталогов на старые фонды, в выдаче книг немногочисленным читателям. Но живой связи с современностью библиотека Музеума не имела и в силу этого ее значение постепенно уменьшалось. Самостоятельное существование библиотеки через 20–30 лет после передачи музея в казенное ведомство было уже нецелесообразно», – писал М.М. Клевенский.
Не прошло и пятнадцати лет, как самостоятельное существование музея пресеклось. В 1845 году Комитет министров решил присовокупить его к Публичной библиотеке «для сокращения потребных на содержание означенного Музеума издержек, упадающих большею частью на государственное казначейство». Говоря современным языком, это стало ярким примером оптимизации расходов на содержание объектов социальной сферы.
Управлять музеем в ранге помощника директора Публичной библиотеки был уполномочен Владимир Федорович Одоевский, известный литератор и общественный деятель, хорошо знакомый Толстому. Человек неравнодушный, искренне надеявшийся изменить к лучшему положение музея, постепенно превращающегося в склад экспонатов, он искал поддержки у директора Публичной библиотеки барона М.А. Корфа. На просьбу увеличения финансирования тот отвечал: «При всем желании моем быть угодным Вам и полезным Музеуму, эта мысль кажется мне недоступною, потому что потребовала бы миллиона, или по крайней мере многих сотен тысяч».