В Хамовниках, куда приехали с вокзала, собрались московские знакомые и сын Сергей с женой. Говорили о разном, в том числе и о кинематографе. Толстой изъявил желание «посмотреть на это новое развлечение городских жителей». Ближайший кинематограф располагался в начале Арбата, куда и решили направиться вечером (дом снесен).
В кино зрители не могли не узнать писателя – «появление его произвело сенсацию». Дальше дело не пошло. В антракте он встал и пошел к выходу со словами: «Ужасно глупо. У них совсем нет вкуса». Еще один признак цивилизации и научно-технического прогресса Толстому не понравился.
Больше оставаться в Москве он был не намерен. 19 сентября Толстой в последний раз переступил порог дома в Хамовниках. Его провожало множество москвичей. Курский вокзал потонул в людском море. Люди залезали на фонарные столбы, чтобы получше разглядеть писателя. «Никто не ожидал скопления такой массы народа, и не было принято мер, чтобы обеспечить свободный проход через вокзал», – вспоминал очевидец. Прощание плавно переросло в митинг, растрогавший Льва Николаевича до слез, что позволило одной из газет написать: «Москва устроила Толстому царские проводы».
7 ноября 1910 года в Хамовники пришла горестная весть о кончине Толстого на станции Астапово Рязанско-Уральской железной дороги. В то время в усадьбе жил его старший сын Сергей Львович с женой и сыном Сергеем (род. 1897 года), одним из двадцати трех внуков Льва Толстого. Сергей Львович немедля выехал в Астапово.
Оставшиеся в усадьбе домочадцы стали свидетелями небывалой прежде активизации надзорной деятельности московской полиции. Во избежание возможных народных волнений полиция оцепила Долгохамовнический переулок. Как следует из московских газет, 9–10-го ноября переулок «был окружен полицейскими нарядами, которые стояли до вечера», «доступ публики к дому Л.Н. Толстого, в Хамовниках, был окружен полицейскими нарядами, которые стояли до вечера», а «дом был оцеплен полицией, вблизи дома дежурит отряд городовых и полицейский офицер; никто из посторонней публики в Хамовнический переулок не пропускается».
Меры, принятые в те печальные дни, не кажутся экстраординарными. Недаром издатель А.С. Суворин еще в мае 1901 года писал: «Два царя у нас: Николай Второй и Лев Толстой. Кто из них сильнее? Николай II ничего не может сделать с Толстым, не может поколебать его трон, тогда как Толстой несомненно колеблет трон Николая и его династии. Попробуй кто тронуть Толстого. Весь мир закричит, и наша администрация поджимает хвост». Тем не менее значительных волнений, вызванных известием о смерти Толстого, в те дни в Москве не наблюдалось.
Вскоре в Московской городской думе были озвучены инициативы по увековечению памяти писателя. Предлагалось, в частности, открыть мужское и женское училища имени Л.Н. Толстого, присвоить Хамовническому переулку или одному из примыкающих к нему переулков имя писателя и устроить в Москве литературный музей имени Толстого, поставить памятник.
Сергей Львович Толстой, 22 ноября 1910 года от имени семьи Толстых, в беседе с городским головой Н.И. Гучковым заявил о желании семьи писателя уступить Хамовническое владение городу Москве с целью организации там музея.
В ноябре 1911 года Софья Андреевна, ставшая официальной владелицей усадьбы еще при жизни мужа, продала ее Московской городской управе за 125 000 рублей. В городской думе, правда, не все одобрили покупку городом толстовской усадьбы. Нашлись и такие, кто активно протестовал. Это были депутаты правого толка.
Городской голова Гучков получил 6 сентября 1911 года пространную телеграмму от известного тогда хулиганствовавшего царицынского иеромонаха Илиодора, который протестовал «против приобретения древней столицей дома, в котором жил богохульник», а закончил свою телеграмму следующими строками: «Эта покупка опозорит Москву. Если же, несмотря на мой совет, вы эту покупку совершите, то обратите по крайней мере Толстовский дом или в острог для помещения в нем всех арестантов из числа последователей Толстого, или… в дом терпимости». Но таких, как Илиодор, к счастью, оказалось меньшинство.
23 апреля 1912 года осиротевшая семья в последний раз собралась в своем бывшем хамовническом доме. Софья Андреевна приехала из Ясной Поляны распорядиться находившимся в доме и на усадьбе движимым имуществом. Одна часть вещей была отправлена на хранение в склады Ступина, другая, весьма значительная, была роздана детям – Сергею, Татьяне, Андрею и Михаилу. Третью часть вывезли в Ясную Поляну, где многое разошлось по усадьбе.
Дело по открытию музея застопорилось – с начавшейся в 1914 году Первой мировой войной было не до этого. А за закрытой от посторонних глаз и пустующей усадьбой присматривал нанятый городской управой дворник Федор Евстафьевич Зайцев, поселившийся в сторожке у ворот со своей женой Акулиной Григорьевной и двумя детьми: Марьей и Николаем.