Левая Политика. От сект к партии

Книгой Кети Чухров издательство Европейского университета открывает серию «Эстетика и политика», выходящую под научной редакцией Артёма Магуна. Однако не эстетика и не политика выполняют сюжетообразующую функцию на протяжении всех восьми глав рецензируемого издания. В центр выдвинуто понятие исполнения — до и помимо того, как оно присвоено кем-либо. Обилие подробных искусствоведческих и культурологических экскурсов, развивающихся в диапазоне от фильмов Михаэля Ханеке до диалогов Платона и обратно, мешает уверенной реконструкции авторского смысла понятия «исполнение». Тем не менее, можно утверждать, что в концепции Чухров именно исполнение оказывается наиболее подходящим именем для освободительной деятельности, которая, вырастая из самой реальности, оказывается в состоянии её переоценить и произвести. Существующее в исполнительском режиме искусство распределено между реальным и воображаемым, известным и неизвестным, доступным и недоступным. Изменение этих соотношений составляет суть процесса игры, то есть такого «пребывания в росте, которое не накапливает приобретения, которое теряет приобретаемое

и чем дальше движется вперёд, тем больше не бережёт пройденное» (с. 90).

Развитие игры требует от исполнителя воли к самоотрицанию, к отказу от единоличной оккупации позиции возвышенного. Исполнение собственного исполнения преобразует действующего в «театрального перформера» (с. 46). Логика исполнения строится на создании зазора «между одновременной включённостью исполнителя, артиста в экзистенцию и выключенностью из неё» (с. 46). Это выключение из экзистенции мобилизует творческое производительное отношение к реальности, в которой «всё — и бытие, и жизнь, и социум, и человек — составляют открытый динамический процесс» (с. 226). Такое отношение к действительности, согласно Чухров, характерно прежде всего для авангарда, понятого вне жёстких пространственных и временных рамок. Авангард производит себя как искусство в процессе работы с реальностью, нацеленной на её преобразование. Искусство, политика, эстетика появляются и исчезают в жизни и благодаря ей.

Таков стихийный витализм книги Чухров и этот витализм, уснащённый постоянными обращениями к Ницше и Делёзу, формирует концептуальный стержень книги. Но насколько теоретически и практически оправданно превращение жизни из деятельности в действо? Можно ли основать социальную солидарность на «немыслимых действиях» (с. 259) авангардного художника? Чухров права, поскольку она верно отражает современную тенденцию небывалой демократизации доступа к искусству.

Возросшие возможности доступа к искусству не равны доступности искусства. Даже если искусство больше не связывает себя с возвышенным и высоким, оно продолжает испытывать пределы господствующих интерпретаций, устоявшихся образцов действия, наличных стереотипов восприятия. Искусство постоянно всё смешивает и более того, совокупность эффектов, возникающих в процессе неожиданных смешений, и образует искусство. Это смешение требует от художника всё большей концептуальной и инструментальной изощрённости, что и объясняет, в противоположность мнению Чухров, «миграцию» искусства по территориям, в которых его (пока) нет (см. с. 229).

Одной рукой разрушая романтическую парадигму возвышенного, Чухров другой восстанавливает её, утверждая, что искусство, «конечно же, находится в тесной связи с бытием, но, тем не менее, оно должно выходить из него и в него возвращаться, чтобы вновь выходить» (с. 130). Сложная вереница перемещений туда и обратно фактически обеспечивается восстановлением автономной территории воображаемого, с которой художник готовит плацдармы для утопического захвата «самой» реальности, которую, оказывается, можно «переиграть» (с. 260). Проблема заключается в том, что реальность никому не дана как целое и, следовательно, попытка «переиграть» реальность рискует превратиться в репрессивный механизм принудительной перекройки восприятия и бытия. Гораздо важнее понять природу гетерономности исполнительской практики. При этом особенно существенно то, что совокупность организованных различий, образующая порядок жизни, будучи подвижной на одном участке, фиксируется в другом. В свою очередь различие изменчивого и постоянного тоже подвергается реструктуризации.