Левая сторона души. Из тайной жизни русских гениев

Известную англоманию Лермонтова можно объяснять его корнями. Как на главную причину смерти его некоторые указывают на ложно понятый байронизм. В чём выражался этот байронизм, давший когда-то пышные всходы на русской почве, нам надо бы хорошо знать, потому что без этого мы многое не поймём в нашей литературе. Не поймём многих мотивов творчества и поведения Пушкина, а особо – Лермонтова. Байронизм, и без того злая маска, становился особо опасным в форме той беспощадной карикатуры на него, которую изображал собой Лермонтов. В том вижу я зов его предков. И это он увёл его в очередной раз в заколдованное царство подземных фей.

Первый признак байронизма заключался в том, что самые талантливые поэты наши, изображая своих героев, даже самых тёмных и негодных, стали награждать их только теми чертами, которые имели сами. Если черт этих недоставало, то их надо было приобрести, воспитать в себе. Лермонтов занимался этим с большим успехом. Тут он, как и в поэзии – образец классический. Особо удавались ему, почему-то, те черты, которые к положительным, вот именно, никак не отнесёшь. Известен ответ его на вопрос о том, кого изобразил он в главном герое поэмы «Демон».

– Как? Вы не догадались? Да ведь это я и есть собственной персоной…

Самое поразительное в его Печёрине, конечно, тончайшие оттенки его переживаний. Это потрясает. Не верится, что, обладая даже гениальным воображением, можно с такой беспощадной достоверностью переживать придуманные события. Вот тут-то и заковыка.

Придуманных событий в романах Лермонтова почти нет никаких. А то, каким образом появлялись эти события на страницах его рукописей, и есть в его творческом методе самое занимательное, возможно, поучительное, но больше… жестокое. В рамки традиционной морали и даже морали сегодняшнего дня, ну, никоим образом вместиться не способное.

Вот он задумывает написать некоторого рода сатиру на светское общество – роман «Княгиня Лиговская». Ему всего двадцать лет. Но приёмы уже вполне сформировавшиеся и определённо – демонические. Весной 1835-го, за год до написания этой, незаконченной, правда, повести, пишет он письмо родственнице своей, Александре Верещагиной. А в нём такие строки:

«Теперь я не пишу романов. Я их затеваю…»

Его биограф запишет потом нечто в этом же духе:

«“Я изготовляю на деле материалы для будущих моих сочинений”. – ответ Лермонтова на вопрос: зачем он интригует женщин?».

Посмотрим, что это за интриги.

Одна из них, самая странная и с большим налётом цинизма, отмеченного ещё современниками, произошла с известной в лермонтоведении Елизаветой Сушковой.

Это она однажды спросила Лермонтова:

– Вы пишете что-нибудь?

– Нет, – ответил он уже известное, – но я на деле заготовляю материалы для многих сочинений: знаете ли; вы будете почти везде героиней…

Она не обрадовалась бы, если б знала, какой именно героиней ей выпадет стать.

Тут надо вспомнить сюжет «Княгини Лиговской».

В нём изложена история «отцветающей» двадцатипятилетней, светской львицы, которую увлёк молодой, недостаточно красивый и не совсем светский офицер по фамилии Печорин. Ему это надо было с единственной целью – чтобы о нём заговорили.

«Полтора года назад, – говорит о своём герое Лермонтов, – Печорин был в свете ещё человек довольно новый: ему надобно было, чтоб поддержать себя, приобрести то, что некоторые называют светскою известностью, то есть прослыть человеком, который может сделать зло, когда ему вздумается; несколько времени он напрасно искал себе пьедестала, вставши на который, он мог бы заставить толпу взглянуть на себя; сделаться любовником известной красавицы было бы слишком трудно для начинающего, а скомпрометировать молодую и невинную он бы не решился, и потому он избрал своим орудием Лизавету Николаевну, которая была ни то, ни другое. Как быть? в нашем бедном обществе фраза: он погубил столько-то репутаций – значит почти: он выиграл столько-то сражений».

Тут точно описаны собственные переживания Лермонтова.

Начало жестокого романа с Екатериной Сушковой в изложении самого Лермонтова выглядит так:

«Если я начал за ней ухаживать, то это не было отблеском прошлого. Вначале это было простым поводом проводить время, а затем… стало расчётом. Вот каким образом. Вступая в свет, я увидел, что у каждого был свой пьедестал: хорошее состояние, имя, титул, покровительство… Я увидал, что, если мне удастся занять собою одно лицо, другие незаметно тоже займутся мною, сначала из любопытства, потом из соперничества. Отсюда отношения к Сушковой».

Первое своё сражение Лермонтов выиграл так.

Детальные донесения с этого удивительного поля сражения он посылал с недобрым смехом упомянутой А. Верещагиной: