— Вот и мой герой-журналист отправился в такую командировку. Я отсчитал двадцать пять лет, именно столько девушке на снимке, и попал в 1988-й. Вдруг понял, что, оказывается, описываю самый разгар горбачевской перестройки. Но я же реалист, я же не постмодернист, который все придумывает, мне надо реконструировать эпоху. Люди говорили об определенных вещах, у них были мечты, они бредили, допустим, Явлинским…
— Разве? Я стал восстанавливать приметы времени — и увлекся. И в результате сначала из рассказа получилась повесть, а потом и целый роман. И теперь я даже не знаю, что главное — любовная история или художественная реконструкция перестройки, а главное, нашего тогдашнего перестроечного сознания.
— Мои взгляды претерпели очень сильное изменение. Потому что я был не только наблюдателем происходящего. И даже не пассивным участником тех событий перестроечных, я был одним из глашатаев перестройки. Потому что мои вещи — «ЧП районного масштаба» и «100 дней до приказа» — они были в ряду первых перестроечных книг…
— А ведь они были написаны до перестройки. «100 дней до приказа» — моя первая повесть об армии — была написана в 1980 году, а вышла в 1987 году.
— Ну а кто ж еще? Конечно. Без меня не обошлось. «ЧП районного масштаба» я написал в 1981 году, а вышло оно в 1985-м, в журнале «Юность», редактором которого был Андрей Дементьев, смелый человек. Надо сказать, что «ЧП» вышло до перестройки — даже в энциклопедиях неправильно пишут. Эта вещь вышла в январском номере «Юности» в 1985 году, еще доживал последние недели бедный Черненко, и никому еще в голову не могло прийти, что через полгода грянут перемены. Говорят, Черненко поел скверного копченого леща. Жаль, не угостил Горбачева. Но это я сейчас так думаю, а в романе старался восстановить…
— Да, да. Сейчас, задним числом, говорят, что надо было все делать по-иному, это бесполезно. Мы делаем выводы, уже обладая нынешним опытом, а тогда мы были простодушны, как монастырские девственницы.
— Мы все были воспитаны в романтической парадигме линейного прогресса. Переведу на русский язык — нам казалось, что завтра не может быть хуже, чем сегодня, уже потому, что это — завтра. Выросло целое поколение, которое видело, как жизнь, может быть, не так быстро, как хотелось бы, но улучшается. Вот я, например, вырос в заводском общежитии маргаринового завода, в Балакиревском переулке, недалеко от Лефортово. И я очень хорошо помню, как в 60-е ходил в школу по этому переулку мимо одной-единственной личной машины «Победы». Я до сих пор помню фамилию владельца — Фомин… Еще где-то во дворе притулилась раскуроченная трофейная «Амфибия», которую привез кто-то из фронтовиков… Потом, когда я студентом туда приехал, в переулке уже было много машин. А когда я сам стал водить, там просто припарковаться стало негде. Но нам казалось: жизнь улучшается слишком медленно, а надо бы скачком, хлоп — и в изобилии. На этом нас и поймали…