Левиафан и Либерафан. Детектор патриотизма

— Нам же не объясняли, что любое серьезное изменение государственной структуры — это обязательно падение уровня жизни, рост преступности, межэтнические конфликты. Нам не рассказывали на уроках истории, что гражданская война была на 30% социальным конфликтом, и на 70% — межнациональной резней. Страна-то многонациональная. И много еще чего не рассказывали. Когда затевали перестройку, народу никто не объяснил, что с началом реформ вы станете жить гораздо хуже. Ведь если бы нам в 1988 году сказали: в 1991-92 году пенсия будет 5 долларов, будут закрываться заводы, многие останутся без работы, целые области станут депрессивными, шахтеры из самой высокооплачиваемой категории станут нищими… Перестройка закончилась бы на следующий день, а останки Горбачева так бы и не нашли…

— Может, и рассказывали, но мы же этого не воспринимали.

— Тех, кто пытался предупредить, обзывали «красно-коричневыми». Мы были убеждены, что надо обязательно все сломать. Плюс ко всему, мы настолько привыкли верить, что у нас в стране все делается по плану, что, когда появился Горбачев, никому в голову не пришло, что у него нет реального плана перемен, что он просто-напросто геополитический Хлестаков. Андропов, очень неглупый человек, говорил: мы не знаем страну, в которой живем. А надо бы знать! И когда начали преобразовывать строй, выяснилось, что строй-то не совсем такой, каким его себе представляли.

— Юрий, вы все время перебрасываете параллели из одного времени в другое. А можем ли мы сказать, что сейчас тоже идет эпоха перемен? Что нас роднит с тем временем?

— Александр, нас как раз с тем временем ничего не роднит. Тогда ломали так, что щепки летели. Нынче многие, в том числе и наша либеральная оппозиция, упрекают нынешнего президента и его команду в чрезмерной осторожности. У всех свои претензии. Одни возмущаются, почему, например, не отбирают незаконно приватизированные заводы, а другие требуют дополнительной приватизации того, что еще не перешло в частные руки. Все обвиняют власть в нерешительности. Но люди, которые сейчас находятся у власти, пережили ту самую перестройку и видели, как от поспешности просто рухнула страна. И я думаю, что нерешительность, которая уже идет во вред стране, связана именно с тем жесточайшим опытом конца 80-х — начала 90-х годов.

— А вы не считаете, что власть проявляет нерешительность?

— Почему? Я тоже так считаю. По многим позициям.

— В экономике, в политике, где?

— Везде, кроме Крыма. Когда было сказано, что нам нужно развивать реальную экономику, замещать импорт, уходить от зависимости продовольственной, медикаментозной, технологической и т. д.? Это было сказано еще 10 лет назад. «Литгазета» оборалась по этому поводу. И что, нельзя было поторопиться, напрячься, построить всех?

— Построить всех или построить экономику?

— Построить всех, чтобы построили экономику. Нет, ждали санкций, когда за яблочко нас запад взял, и тогда вдруг, наконец, это со скрипом заработало. Сколько было говорено о том, что не надо крупным чиновникам иметь счета и собственность за рубежом, не надо офшорами баловаться, надо вкладывать в Россию деньги, а не развивать американскую промышленность? Когда это было сказано? Тоже больше десяти лет назад. Спохватились, когда стало понятно, что через эти счета, через эту собственность нашу элиту взяли за мошонку, когда это стало прямой угрозой для безопасности и суверенитета страны.

— Но дадут ли они плоды, эти движения, как вы думаете?

— Дадут, если деньги, которые вынуты из наших недр, будут вкладывать в нашу страну, в нашу социалку, а не в семизвездные турецкие отели. Почему-то, когда их вкладывают в Америку, это дает плоды, а у нас, значит, не будет давать?

— Так рубль крепчает, а доллар, наоборот, и многие экономисты уверяют, что это для нашей экономики плохо.

— Я не экономист и не могу судить об экономических тонкостях, но совершенно очевидно даже гуманитарию: если миллиардами отсюда вывозят деньги, которые заработаны здесь, ничего хорошего в этом нет. Если муж несет не в дом, а из дому, то его в конце концов выгоняют вон.

От разрушения нас спас Крым

— Юрий, вы сказали, что писали роман о любви, а оказалось, о перестройке…

— Нет, это и о любви, конечно, и о перестройке, и о нашем времени. Герой, почти мой сверстник, вспоминает юность. Перед читателем проходит вся эпоха — от конца 70-х до сегодняшнего дня. Я хотел показать, что те противоречия, которые сейчас есть в нашем обществе, тянутся из тех лет.