Левое плечо (СИ)

Сегодня ночью я проснулась от удушливой боли, которая напрочь и безысходно сковала мою душу. Мое сердце нещадно билось в агонии страданий, а с уст сорвался горестный полувскрик. В голове мрак, который растворил в себе надежды на существование, снаружи – не чище, а ледяной воздух слишком остро врезается в легкие. Мне стало страшно, а глаза яростно распахнулись. Ночью, я до сих пор слышу крики больных пациентов, которые эхом раздаются в моей голове. Ночью, страх становится почти неконтролируемым, а мое тело начинает содрогаться и дрожать так, словно нет места холоднее, нежели девичья спальня. Когда-то в детстве, в такие вот ночи, я могла прийти к отцу, прилечь рядом с ним и вдыхать терпкий запах знакомого одеколона и хозяйственного мыла, запах, который теперь ассоциируется у меня только с грязными душевыми кабинками психиатрической больницы. Когда-то в детстве все было намного проще, а жизнь делилась лишь на две краски – черная и белая.

Но сейчас я одна, а сердце невыносимо стучит. Оно, как и я, страдает муками прошлого, несбыточным будущим, и я хочу реветь. Вот так вот просто, как плачут обычные подростки во всех этих сопливых мелодрамах, комкая одеяло, кусая губу, дабы не разбудить никого, и это зверское желание берет верх, отчего слезы холодными каплями стекают по щекам. А перед глазами мать. Та самая красивая женщина с мягкими пальцами рук и ласковой улыбкой. Та самая красивая женщина, которая умерла задолго до моего десятилетия, мучаясь в адовых конвульсиях и проклиная мир. А ведь по сути, все и началось с того момента. Именно тогда отец почему-то решил, что в моей замкнутости и в расширенных зрачках, в которых плотно засел ужас и боль, есть что-то ненормальное. Глупый наивный маггл, который просто сломал мне жизнь в тот момент и, о Мерлин, как же хочется сдохнуть, чтобы все сейчас и закончилось. Слезы градом осыпают подушку, а я слышу безумный смех больных и гогот однокурсников. Руки невольно тянутся к голове, чтобы схватиться за волосы, выдергивая их с корнями и болью, что засела глубоко внутри. Да, наверное, все эти санитары и психиатры были правы, и я действительно рехнулась, как и рухнул весь мой мир. А вся эта магия, татуировки и попросту жизнь – всего лишь галлюцинации моего больного рассудка.

От этой мысли на моем лице появляется странная кривая улыбка. Я ощущаю, как расползается она по моему бледному лицу, и я встаю. Мне хочется погреться у камина, почувствовать долгожданное тепло, которое у меня отобрали. Накинув на тонкие плечи плед, я неслышно открываю дверь, щурясь от яркого света лампочек, висящих над моей головой. Я тяжело вздыхаю, когда дверь, тихонько скрипнув, закрывается, а затем, когда мой взгляд падает на диван возле камина, понимаю, что там кто-то есть, и этот кто-то явно услышал, как скрипнула дверь. Правда, от понимания, кто же он, я перестаю держать плед, отчего последний скатывается по моим рукам и падает на пол и этот звук в такой кромешной тишине кажется до безобразия громким. Джеймс поворачивает голову в мою сторону. Он глядит без былой спеси и наглости, но его глаза по-прежнему бездушны и холодны. Поттер безразличным взглядом оглядывает мою фигуру, заставляя меня ломать руки. Знаешь, Джеймс. Всякий раз, когда я смотрю в твои холодные глаза – я хочу закричать. Я хочу сказать тебе невыносимо много, заставить тебя испытать всю боль, которая убивает меня изнутри. Я хочу рассказать тебе неописуемо много, только тебе ведь насрать, верно? Забавно…А ведь знаешь, я уже давно мертва. Внутри, там глубоко внутри так темно, так пусто и сыро. Но ты ведь не слышишь меня, я знаю. Ты никогда не услышишь меня, потому что я тебе безразлична. Я - твоя кукла, на которую ты орешь, срывая свой басистый голос. На которую выливаешь грязь, выливаешь желчь своей злости.

Ярость, Джимми, именно ярость пронзает меня. А ты грациозным движением поднимаешься со своего места и с леностью наблюдаешь, что же я сделаю дальше. Знаешь, Поттер, если мне никогда не избавиться от своих чувств, что же мешает от татуировки? Что мешает мне вырезать коричневого оленя с белой грудкой? Меня колотит, руки уже давно не слушаются, а ноги, почему-то, сами заставляют постепенно спускаться вниз, забывая о пледе и вообще обо всем. Это ведь я виновата в своих бедах и никто другой. Это я хотела твоего внимания, это я ищу наших встреч и, иногда, мне кажется, что это именно я являюсь причиной всей твоей злости.

- Почему ты не спишь? – тихо спрашиваю, замечая, как ты нервно передергиваешь плечами и переводишь свой взгляд на огонь, облокотившись о спинку дивана. Сегодня ты странный, и я бы хотела сказать тебе это вслух, но мы даже не друзья. С чего бы тебе слушать меня? И поэтому ты молчишь. Стоишь и игнорируешь меня, запуская свои бледные тонкие пальцы в густую и непослушную шевелюру, явно обдумывая что-то. – Джеймс?..