Левша на обе ноги (сборник)

Констебль Плиммер сосредоточенно смотрел в пространство. Лицо у него было еще краснее, чем обычно. Под синей форменной курткой бушевали непонятные чувства. Что-то словно застряло в горле. Констебль глотнул.

Он остановился на всем ходу. Девушка смотрела на него безжизненно и вопросительно. Впервые за весь день их взгляды встретились, и констеблю Плиммеру показалось, будто застрявшее в горле разбухло так, что не вздохнуть.

У нее были глаза несчастного, загнанного зверька. Констеблю приходилось видеть такие глаза у женщин в Уайтчепеле. Такой была и та недоубитая жена, из-за которой ему сломали нос. Оттаскивая за шиворот человека, который чуть не запинал ее до смерти, констебль Плиммер успел увидеть ее глаза. Они были точно как у Эллен сейчас: измученные, безнадежные, и при всем том – ни единой жалобы.

Констебль Плиммер смотрел на Эллен, а она смотрела на констебля Плиммера. Поблизости детишки возились с собакой. В одной из квартир запела женщина.

– Кыш отсюда, – сказал констебль Плиммер.

Его голос прозвучал грубовато. Говорить было трудно.

Девушка вздрогнула.

– А?

– Кыш, говорю. Ноги в руки и пошла.

– Как это?

Констебль Плиммер насупился. Лицо у него был о ярко-алым. Челюсть выдвинулась вперед, словно гранитный волнорез.

– Давай, иди уже, – прорычал он. – Скажи ему, что это шутка была. Я объясню в участке.

Она постепенно начала понимать.

– Значит, мне можно идти?

– Да.

– А как же? Вы меня в участок не поведете?

– Нет.

Эллен смотрела на него во все глаза и вдруг разрыдалась.

– Прошел мимо… Притворился, будто не видит… Он меня стыдится…

Девушка уткнулась лбом в стену. Плечи у нее вздрагивали.

– Так беги за ним, скажи…

– Нет, нет, нет!

Констебль Плиммер мрачно уставился себе под ноги, пиная тротуар.

Эллен обернулась. Глаза у нее покраснели, но она больше не плакала. Она отважно вздернула подбородок.

– Не могу я – после такого. Идем! Я… Мне на него наплевать.

Она с любопытством взглянула на констебля.

– А вы правда меня отпустили бы?

Констебль Плиммер кивнул. Он чувствовал, что Эллен не отрывает глаз от его лица, но упорно не встречался с ней взглядом.

– Почему?

Он не ответил.

– А если бы отпустили, что бы вам за это сделали?

Нахмуренное лицо констебля Плиммера вполне могло бы кому-нибудь присниться в страшном сне. Он с новой силой пнул ни в чем не повинный тротуар.

– Уволили бы из рядов, – кратко сообщил констебль.

– Еще небось и посадили бы.

– Может быть.

Эллен судорожно вздохнула, и снова наступила тишина. Собака у обочины перестала лаять. Женщина в квартире перестала петь. Удивительно – как будто в мире вдруг остались только они одни.

– И вы сделали бы это ради меня? – спросила Эллен.

– Да.

– Почему?

– Потому что я не верю, что ты это могла. Ну, в смысле – деньги украсть. И брошку тоже.

– И все?

– Что значит – все?

– Только поэтому?

Он рывком обернулся к ней – чуть ли не с угрозой.

– Нет, – сказал он хрипло. – Нет, не только, сама знаешь. Ладно, раз уж тебе так хочется, скажу. Потому что я люблю тебя. Вот! Можешь смеяться.

– Я не смеюсь, – тихо сказала Эллен.

– Считаешь, я дурак!

– Нет. Не считаю.

– Я для тебя – ничто. Тебе он по душе.

Эллен передернуло.

– Нет.

– Как так?

– Я изменилась. – Она помолчала. – Наверное, когда выйду, еще больше изменюсь.

– Когда выйдешь?

– Из тюрьмы.

– Ты не сядешь в тюрьму!

– Сяду.

– Я тебя не поведу.

– Поведете. Думаете, я вам позволю из-за меня вляпаться в такие неприятности? Нет уж!

– Брось. Иди домой.

– Не дождетесь.

Он стоял и смотрел на нее, словно озадаченный медведь.

– Не съедят же меня там.

– Тебе остригут волосы.

– А вам нравятся мои волосы?

– Да.

– Ничего, отрастут.

– Хватит тут разговаривать! Иди давай.

– Не уйду. Где участок?

– На той улице.

– Вот и пошли.