Лезвие. Книга 1. Последнее Рождество (СИ)

Но едва ты коснулась лица,

Все, что мной было, стерлось мгновенно.

Понял я, что с тобой до конца,

Наяву и в мечтах дерзновенных.

И опыть твои пальцы ловил,

Вновь и вновь их несмело целуя.

Мы - рабы этой вечной любви

С того мига, как соприкоснулись.

H.I.M. "Resurrection". Вольный стихотворный перевод К.Буяновой

Рождественское утро не задалось с самого начала. Вначале Гарри всю ночь снились беспокойные, тревожные сны, от которых он просыпался в холодном поту, но тут же все забывал, что, возможно, было только к лучшему. Впрочем, стоило снова задремать, все возвращалось, и он снова просыпался в поту, а потом снова засыпал и опять просыпался... до тех пор, пока добрый и заботливый будильник в виде лучшего друга Рона не стащил с него одеяло, ворча что-то нечленораздельное про то, как его достала эта вездесущая мама со своим праздничным завтраком в такую рань.

К чести миссис Уизли надо сказать, что завтрак, как и всегда, был разнообразным и очень вкусным. Да только вот сегодня кусок не лез в горло, и даже плохо проведенная ночь не была особенно в этом виновата. Надежду волшебного мира, а вернее, той его части, на которую еще не наложили Империо приспешники Темного Лорда, тяготило то, что скоро придется уходить из Норы, причем чем скорее, тем лучше. Отправиться сюда на Рождество было опасной глупостью - они с Роном оба это чувствовали, но поступить иначе не смогли. Сейчас, когда жизнь может оборваться в секунды, нет ничего важнее, чем близкие люди. Люди, во имя и ради которых они и продолжали дело, завещанное Дамблдором.

Тем не менее, этим утром, когда праздник был позади, все тревоги вернулись. Пора двигаться дальше. Ни в коем случае нельзя подвергать семью Уизли смертельному риску одним своим пребыванием в их доме. Вот потому ворчал и злился Рон, потому плохо спал и ел Гарри.

Хотя у последнего были и другие причины для беспокойства. Момент отбытия неумолимо приближался, а Гарри до сих пор не удалось поговорить с Джинни наедине. Вечером она быстро сослалась на усталость и отправилась спать, сегодня за завтраком ее не было вместе со всеми. Гарри прекрасно понимал причину подобного поведения — и ненавидел себя за это. Джинни избегает его, потому что ей больно. Потому что они не могут быть вместе до тех пор, пока война не закончится. А конец войны не просматривается на данный момент даже в необозримом будущем, и до этого прекрасного события может произойти все, что угодно, включая гибель предполагаемого Спасителя.

Такое обстоятельство почему-то исключали все, кроме самого Гарри, который хоть и верил в дарованную ему свыше сверхживучесть, но и касательно возможностей и методов Волдеморта ничуть не обольщался. Он был почти уверен, что окончательное поражение самопровозглашенного Темного Лорда будет связано с его, Гарри Поттера, собственной смертью, ибо между ними действительно существует какая-то особая связь, как бы это ни было противно и парадоксально для обеих враждующих сторон.

Оставался и еще один вариант, при котором Гарри добровольно пойдет на смерть в случае необходимости. Об этом не хотелось думать, но не думать было нельзя. Если на чаше весов встретятся их с Джинни жизни, то исход для него предрешен без каких-либо сомнений, колебаний, угрызений совести и страхов. Она должна жить. И наплевать, что не удастся спасти мир от Волдеморта - хотя при благоприятном стечении обстоятельств они с Гарри умрут вместе и единовременно из-за пресловутой связи. Но даже если эта теория и неверна, всё равно никакого другого выбора. Падет осколок прежнего волшебного мира, зато Джинни останется в живых и проживет свой век так, как предначертано.

Так что если бы Джинни сейчас вела себя иначе и сама искала возможность побыть с ним наедине, было бы еще больнее и страшнее, ведь Гарри бы наверняка поддался искушению и остался бы в доме Уизли еще дольше, а это может стоить жизни им всем...

И тем не менее, не видеть ее совсем, зная, что она совсем близко, в том же самом доме, было практически невыносимо. Даже тяжелее, чем не иметь никакой возможности видеть ее, находясь черте где среди войны и гонений. Гарри был уверен: если бы они с Джинни встречались за столом сейчас, хотя бы этим утром, пусть при посторонних, пусть без личных разговоров, ему не было бы так тяжело покидать ставший уже родным дом семейства Уизли. Нет, разумеется, душа бы все равно болела — но не так, по-другому. Так что Джинни, явно стремясь сделать им обоим благо таким поведением, только усложняла положение.