Каждый раз, когда Гермиона об этом думала, к горлу подступала ощутимая тошнота. Война не бывает красивой, чистой и героической — ни с одной из сторон. Все убивают, мучают, выстраивают стены, только кто-то еще обязательно вешает ярлыки. Наверно, когда борешься против мирового зла во плоти, легче договориться с совестью. Легче считать Беллатрикс Лестрендж сумасшедшей и одержимой, помнить, что она сделала с Лонгботтомами, и тактично забыть, как отряд Авроров задолго до Азкабана истязал и бил ее с особой жестокостью, навсегда лишив возможности иметь детей и окончательно пошатнув ее психику. Или помнить, что Волдеморт убил родителей Гарри Поттера, как и многих других, но забыть, как издевались над ним магловские дети в приюте, изощренно, методично - только по той причине, что он от них отличался. Да и в Хогвартсе у него, помнится, всякое бывало. Сирота же, недоверчивый, прячущийся за высокомерием и старающийся всем понравиться при этом - обычно таких в детских и особенно подростковых коллективах не жалуют.
Но самым
Выходит, в основе формирования любого строя стоит тиран и убийца, способный взять мир за самое сокровенное железным кулаком и перевернуть вверх дном. Только в зависимости от прочности системы и продолжительности его власти история этого тирана либо обеляет, либо клеймит. Вроде бы просто и доходчиво, но понять это можно только изнутри, побывав по каждую сторону баррикад - а этот шанс выпадает не всякому. Ей, Гермионе Грейнджер, выпал. Кажется, еще Волдеморту, потому что очень похоже, будто он осознает то же, что и Гермиона… А если так, у него есть все шансы построить режим, который не рухнет очень и очень долго.
Раньше мысль о том, что Волдеморт может рассмотреть ситуацию с двух сторон, показалась бы Гермионе дикостью. Но чем больше она ему служила, чем ближе узнавала его, если так можно выразиться, тем больше понимала, что он не то, чтобы абсолютное зло. Во всяком случае, точно не истеричный дурак. Он был обладателем блестящего, изощренного и хладнокровного ума, аналогов которому она не встречала даже в книгах по истории магии. Что самое странное и невероятное, с каждым днем Гермиона все больше ему
Размышления девушки прервал странный звук, похожий то ли на крик, то ли на рев какого-то животного. Ее передернуло: Волдеморт кого-то пытает. Мерлин, господи! Когда же это все закончится, черт возьми! Когда режим — уже неважно, чей и какой — станет
Вскоре послышался еще один крик. Тут уже четко можно было разобрать, что это не животное. Голос женский и какой-то знакомый. Джинни?! Она все-таки добралась до резиденции Волдеморта? Может быть, это ее сейчас пытают? Но нет, он бы не стал, она же нужна ему не для пыток… Но все-таки вдруг? Вдруг ее пытают, чтобы надавить на Гарри - если, конечно, он еще жив?
Оставаться в неведении было страшно, и Гермиона решилась покинуть свою комнату и хотя бы выйти в коридор, хотя строго говоря, это было запрещено. Она ни разу не покидала комнату без разрешения и приказа Темного Лорда, но чувствовала, что сейчас другой случай. Гермиона на цыпочках подошла к двери и, стараясь не шуметь, приоткрыла ее. Она выглянула наружу. В коридоре было, как всегда, темно, лишь где-то вдалеке мерцал огонек тусклого света. Голоса стихли, кажется. Откуда они доносились? Снаружи или из подземелий? Кто это был, наконец? Она решилась сделать несколько шагов и покинуть комнату. Тишину прорезал новый крик. Теперь сомнений не было: это Джинни, и она, кажется, зовет на помощь.
«Он умирает! Пожалуйста, помогите!»
Значит, она пришла не одна? А с кем? Господи! Гермиона буквально рвалась бежать на голос, но прежде, чем успела это сделать, почувствовала на своем запястье ледяные пальцы. Вот и Темный Лорд.
— Что ты тут делаешь?! — он был разъярен. — Я не давал позволения покидать комнату!
— Там Джинни, она просит помощи, — пролепетала Гермиона, глядя в пол.
— Я в курсе, — перебил он. — Весь замок в курсе, ее вопли мертвого разбудят. Помощь будет оказана, но не тобой. Не смей высовываться, Грейнджер!
— Но… Пожалуйста! — вырвалось у Гермионы. — Я умоляю Вас!