Лезвие (СИ)

Не успела договорить – ударил. Вроде по щеке, а болит в груди. Во рту появился привкус крови, но я даже ладонь к лицу не прижала. Смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что вот теперь это конец. Глаза закрыла сильно, до боли в веках, и не хочу открывать, не хочу видеть, иначе не сдержусь. Уходи-и-и, пожалуйста, Андрей, уходи.

- Платье это идет тебе. Надеюсь, мы его не запачкали. Веселой свадьбы тебе, Лекса. С меня свадебный подарок. Счастлива будь. И да, ты права, я всегда уважаю чей-то выбор.

Развернулся и вышел из примерочной, а я, тяжело дыша, смотрела на свое отражение, а потом беззвучно заплакала, сжимая руки в кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу до крови. Несколько секунд, чтобы отдышаться и прийти в себя, чтобы связать себя железной проволокой изнутри и не броситься за ним. Только сейчас я вдруг поняла, что в салоне магазина стоит гробовая тишина. Потом кто-то громко всхлипнул, и я почувствовала резкий приступ тошноты и головокружения, вышла, пошатываясь, и посмотрела на дизайнерш, которых под дулами пушек все еще держали люди Андрея. Женщины дрожали от ужаса и по их щекам катились слезы. Едва я появилась, люди Андрея опустили руки со стволами и вышли из помещения. Женщины бросали взгляды на витрины магазина и всхлипывали от страха. А я смотрела, как люди в черных костюмах садятся в машины, и у меня в голове играет реквием Моцарта. Сильными аккордами, от которых разрывает барабанные перепонки. Вот и все. Я ведь этого хотела. У меня получилось. Да, это было правильное решение. Теперь ему ничего не угрожает. Сама перевела взгляд на витрины магазина и с трудом сдержала спазм в желудке, хватаясь за горло - на стёклах, с обратной стороны, остались кровавые отпечатки и смазанные пятна. Светочка зарыдала в голос и осела на пол, вторая женщина начала лихорадочно рыться в сумочке – наверняка, чтоб сотовый достать. Слышались крики на улице. Видимо, люди наткнулись на трупы моих охранников. И опять смерть. Везде смерть. Вокруг меня все умирают. Как в каком-то боевике… только это не кино, а моя жизнь, и люди гибнут настоящие.

Я повернулась к Антонине – директору магазина – и почему-то тихо сказала.

- Я выбрала. Я возьму именно это платье.

Пошатнулась, и одна из женщин подхватила меня под руку. Вдалеке слышался вой сирен полицейских машин и скорых. Меня увезли из салона еще до того, как приехала первая машина. Вывели через черных ход и посадили в джип с тонированными стеклами. Пока мы ехали домой, меня тошнило прямо на пол салона автомобиля и жуткими спазмами скручивало напополам. Когда приехали, я выскочила из машины и бросилась к себе в комнату, заперлась на ключ и упала на пол, чтобы рыдать там в голос от бессилия и отчаянного страха, что теперь не будет пути назад. Это на самом деле конец. Андрей отступился от меня, как я и хотела, больше никого рядом нет. Я совсем одна… Словно в ответ на эти мысли в дверь комнаты постучались. Я приподняла голову, не видя ничего затуманенными от слез глазами.

- Лекса, открой. Это я. Саид. Впусти меня, девочка. Поговорить хочу.

АНДРЕЙ

Кожа до сих пор ладонь горела после пощечины. Так, словно только что ударил. Еще несколько часов назад я поклялся бы чем угодно, что никогда не сделаю ей больно. Никогда руку не подниму. Каким бы злым ни был. Что бы ни делала или ни говорила. И перед глазами все эти месяцы пролетели, как краткометражка. На перемотке. А мозг лишь отдельные кадры выхватывает и выдает в виде стоп-кадров. Взгляды с вызовом, слова едкие и ядом пропитанные, которыми друг друга хлестали. Выходки ее, разбитая ваза, запах гари, когда дом гореть начал. Как сломать ее пытался, только на самом деле жалел каждый раз, сам тогда еще не понимая, почему. Миллион раз по стенке размазать хотел, и останавливало что-то. И нежность эта… долбаная нежность, которая пробилась словно росток из-под асфальта. Такая нереальная, нелогичная, у которой не было ни одного шанса, но… Я самого себя за нее ненавидел. За то, что она менять меня начала. Потому что сам не понял, как подпустил ее настолько близко, как никого и никогда. Что дошло все до того, что готов был убивать любого, кто к Александре притронется, кромсать на части, не раздумывая. Десятки людей в расход пустить, на горло самому себе наступить, только чтобы вырвать у судьбы еще один шанс.