Кто я вообще? Меня и нет вовсе. Жалкое существо, которое бьет и отдает кому попало собственный отец словно свою вещь. Он распустил отвратительную сплетню, что певица Лекса бросила эстраду из-за великой любви и ударилась в религию. Замаливает грехи и готовится к свадьбе. Вы не знали, что Лекса на самом деле Севда и она мусульманка? Чеченка? Неужели? Ну вот знайте.
И посыпались гнусные комментарии, полные ненависти и расовой нетерпимости, какие-то обвинения и оскорбления. Где-то я читала высказывание, что публика, которая рукоплещет твоей коронации, будет так же рукоплескать на твоей казни. И это оказалось правдой – они рукоплескали. Они орали дикие лозунги. Все те, кто пели мне дифирамбы, готовы были лично сжечь «черномазую сучку» живьем. Предательница, террористка… чего я только там не читала. Вот так и закончилась моя карьера певицы. А была ли она? Скорее всего, нет. Отец просто позволил мне так думать. А потом жестоко разломал всю мою жизнь.
На примерку свадебного платья Башира со мной не поехала. Я подстроила ей расстройство желудка. Меня сопровождали охранники, которые не посмеют мешать мне и, если я прикажу ждать за дверью салона, они так и сделают.
Я не знала, когда Андрей приедет и приедет ли вообще. Пока вокруг меня суетились продавщицы, примеряя платья, лифы, фату, корсеты. Я стояла напротив зеркала и только кивала головой, чувствуя, как меня снова накрывает волной дикого отчаяния. Заходила в примерочную, смотрела на свое отражение в белоснежном наряде и начинала задыхаться. Оказывается, я до безумия ненавидела белый цвет.
- Вам подойдет более закрытое декольте, - кудахтала продавщица, а я усмехнулась – конечно, закрытое, потому что возле ключиц все еще остались следы от побоев. Заметив их, женщины многозначительно переглядывались, а мне было наплевать. Честно говоря, я бы и это платье надела. Они ведь не знают, что я себе не свадебный наряд выбираю. Мрачно улыбнулась своему отражению, а одна из дизайнеров поправила на мне фату, прикрывая лицо вуалью и расправляя воланы на подоле платья.
- Примерьте вот этот верх. – Протянула мне другой лиф, усеянный белыми розами. - Вы наденьте, а Светочка поможет вам зашнуровать. Вас даже в корсет затягивать не надо. Какая же точеная у вас фигурка. Такая стройная. Хрупкая. Пока вы примеряете, я пошлю девочек еще несколько платьев принести на примерку. Вижу, вам пока ничего особо не понравилось.
Я кивнула и зашла в примерочную, чувствуя, как от духоты кружится голова, и в отчаянии спрашивала себя уже сотый раз, когда он приедет и приедет ли. Я уже здесь несколько часов. Этот кошмар нескончаемый. Я скоро не выдержу, меня и так трясет от всего этого фарса с примеркой и выбором. Так и хочется им сказать, что мне наплевать, в каком платье подыхать.
Смотрю на отражение свое застывшим взглядом, на вышитые белые цветы со сверкающими стразами, и глаза слезами наполняются, а потом вздрогнула, когда дверь в просторное помещение с зеркальными стенами приоткрылась и тут же беззвучно всхлипнула, глядя через зеркало на того, кто вошел в примерочную и прикрыл за собой дверь на ключ. Стоит за спиной и смотрит на меня. Ни слова не говорит. Потом руку на горло мне положил и к затылку губами прижался.
- Красивая… какая же ты красивая, Александра. Ты вообще представляешь, насколько ты красивая? – и кончиками пальцев по шее водит, по ключицам, лаская каждую выступившую бисеринку мурашек и вызывая новые щекочущим затылок дыханием.
И все… исчез весь мир к дьяволу. Как и всегда, когда Андрей рядом. По всему телу прошла дрожь от этого шепота и от ощущения его ладони на своем горле. Не сжимает, а ласкает подбородок и часто дышит сзади. А потом к себе рывком развернул и с яростью дернул вниз корсаж платья, обнажая меня до пояса, глядя в глаза и тяжело дыша, опустил взгляд к моей нервно вздымающейся груди, и соски под его взглядом мгновенно затвердели до боли. Рванул к себе за затылок и жадно впился в мой рот поцелуем, не говоря ни слова, задирая подол свадебного платья, сдвигая в бок полоску трусиков, лихорадочно проводя по мокрой плоти дрожащими пальцами, подхватил под колени и, приподняв, резко вошел в меня одним быстрым движением, мы оба глухо застонали, и мне показалось, что меня разрывает на части от болезненной наполненности им изнутри. Такой внезапной и жадной. Я запрокинула голову, впиваясь в его волосы негнущимися пальцами и сходя с ума от какого–то отчаянного приступа страсти, от того, что оба здесь, в этой примерочной, со страхом быть пойманными. Оба одетые, и я в платье этом стону, зажав зубами костяшки пальцев, пока он долбится в меня, кусая за шею и сжимая руками мои ягодицы, вбиваясь раскаленным членом все быстрее и быстрее, с каким-то остервенением и шепотом: «Моя… ты моя, слышишь? Моя-я-я, мать твою-ю-ю, моя».
И я шепчу в унисон его тихому рыку: «Твоя… только твоя».