Лезвие страха

«Справедливость? Нет ее. И не было. И что самое обидное — никогда не будет… Власть не терпит справедливости. Во имя сохранения твердой власти такие чувства необходимо безжалостно отсекать, как ненужный придаток, иначе можно запутаться в собственных убеждениях. Справедливость для бедных и слабых. Надо брать глубже — отталкиваться от пороков, изыскивать все, что можно и подавлять, подавлять душевные муки, как признак слабости…»

Он безвольно опустил руки и коснулся лбом холодного мрамора стены.

«Что я скажу ей? Ты видела то, что не должна была увидеть? То, что никто не должен был увидеть, то невероятное, противоестественное, ужасное что вообще не должно было случиться никогда… Может просто приказать — и все? Никаких объяснений, никаких встреч и душевных терзаний. Но, ведь она… Она… Она может сделать для этой власти много полезного, и это было бы справедливо… Великий Иллар, какие глупости…»

Он с ненавистью посмотрел на черную, украшенную искусной резьбой дверь и стиснул зубы.

«Чудовища… Мы живем в мире чудовищ, которые управляют нами, заставляют уничтожать друг друга, используют нас в своих собственных тайных войнах. Старый канцлер был прав в своих подозрениях — настоящая власть в Лаоре никогда не принадлежала людям. Люди довольствовались лишь крошечной долей могущества, не выходя из жестких рамок, куда их загнали оборотни… Кто такой Конрад? Человек, получивший власть или лишь оболочка, под которой скрывается нечто иное? Кому ты служишь, Эдвард? Кто ты сам такой, в конце концов? В какой иллюзии ты сейчас пребываешь? Когда ты перешел эту грань? Великий Иллар, это сумасшествие…»

Перед его глазами пронеслись картины множества сражений, казней, пыток, и везде он видел лишь фонтаны крови, выпущенные кишки, безумный оскал толпы. Он попытался вспомнить лица своих дочерей, но увидел лишь изъеденные язвами трупы на улицах зараженных городов. Он с трудом отогнал это видение, но на его место пришло другое — огромный зал, повсюду на ржавых цепях подвешены клетки с изувеченными телами, а в самом центре — дыра, заполненная человеческой кровью, и там копошится нечто ужасное.

«Надо отдохнуть. Надо поспать — и наваждение исчезнет. Ты просто устал, Эдвард, просто очень устал… Еще два шага, еще немного соли на раскрытую рану, а затем — спать…»

Он шагнул к двери, осторожно провел кончиками пальцев по гладкой поверхности, потянул за тяжелое бронзовое кольцо и вглядываясь в мягкий полумрак переступил порог.

Виктория неподвижно сидела у камина, сложив на коленях тонкие белые руки, и смотрела в огонь. На ней было все тоже серое длинное платье, в прямых черных волосах то тут, то там виднелись белые пряди. Селин подошел ближе и остановился у нее за спиной.

— Вы тоже думаете об истинной сущности этого мира, Эдвард? — ее голос был пугающе сухим и безжизненным.

Селин положил руки на изголовье кресла и, глядя поверх ее головы на пылающие угли, ответил:

— Возможно, Виктория, я и думал об этом, но я не философ и не теолог, а потому допускаю лишь крайние толкования, и по прежнему верю в то, что мир этот создан Господом Нашим Илларом для процветания.

— Первый канон, Книга Возвышения… Наверное вам объяснял эти истины старый священник с добрым морщинистым лицом, преподаватель в семинарии. Он рассказывал вам о сотворении мира, о том, как Истина и Порядок побеждают Ложь и Хаос…

— Так и было, Виктория. Вот только я невнимательно слушал его, потому что больше думал о том, какую лучше подобрать тетиву для лука, которой подарил на день Воспевания Даров мой старший брат.