Лезвие вечности

— Я думал, все вопросы решены, — проговорил он.

— Все, да не все, — ответил Борис, проходя в комнату. — Понимаете, Антон, кое-что мы узнали от господина Левандовского. Он передал вашему отцу научные заметки… Они очень важны для…

— Хоть для оформления пропуска в рай, — отрезал Антон. — Я не позволю вам рыться в бумагах отца.

— Пропуск в рай? — Борис колюче улыбнулся. — Насчет рая не знаю, но, если мы не найдем этих заметок, нам вполне могут выписать пропуск в ад.

— Даже так?

— Именно так. Вы помните тех парней с дачи? Они не любят шутить.

Антон, усевшись на диван, покосился на Градова.

— Это как-то связано с… их требованиями?

— Как вам сказать, — уклончиво произнес Борис. — Уверяю вас, тут нет ничего такого, что нанесло бы вам ущерб. А нам эти бумаги могут спасти жизнь.

— Они настолько ценны?

— И да, и нет. Да, если использовать их по назначению. Но это очень опасно, поэтому использованы они не будут.

— Не понимаю, — вздохнул Антон. — Не понимаю и не хочу понимать… Не хочу иметь с этим ничего общего. Для меня все бумаги — только память об отце. Я бы не продал ни одной бумажки и за миллион, но вы такое говорите. Если вы найдете бумаги, вы исчезнете из моей квартиры навсегда?

— Да! — неожиданно зло бросила Иллерецкая. — И если не найдем, тоже исчезнем навсегда. Но не только из вашей квартиры.

— Ищите, — сдался Антон. — В кабинете отца целый шкаф набит папками и тетрадями.

Он провел их в кабинет, показал шкаф, а сам удалился на кухню, где принялся подчеркнуто громко греметь посудой.

Борис и Ольга приступили к поискам. Они быстро научились отличать округлый почерк профессора и не тратили времени на изучение написанного им от начала и до конца. Их внимание сосредоточивалось на других почерках.

К исходу второго часа поисков Борис наткнулся на папку, содержимое которой показалось ему знакомым.

— Смотри. — Он протянул папку Ольге. — «Воистину, ты восстанешь из забвения смерти»… То, что было в файле!

— А вот иероглифы. — Иллерецкая перелистала бумаги. — Да, похоже, нашли…

— Антон! — позвал Градов.

Калужский вошел в кабинет со стаканом чая в руках.

— Да?

— Вот папка Левандовского — Здесь же и записи вашего отца, его завершение этой работы. Бумаги Левандовского вам, понятно, ни к чему, но, если вы не возражаете, мы заберем и…

— Что уж теперь возражать, — Антон махнул рукой и поморщился — его рана еще болела, — берите, и желаю вам удачи…

— Куда теперь? — спросила Ольга на улице. Папка лежала в сумке Бориса, между записями «Лед зеппелин» и электробритвой.

— Я бы сразу двинул на виллу Бека, дорогу я запомнил. Но тебе туда никак нельзя.

— Борис, я…

— Стоп! Кто обещал слушаться? Переговоры с самим Беком — это одно дело, но любимая манера его ребят — сначала стрелять… Пошли к Мезенцеву. Вряд ли теперь они следят за его квартирой.

— Но нам и надо встретиться с ними.

— Не нам, а мне. И не с ними, а лично с Беком.

— Если ты прав насчет слежки, — сказала Ольга, — можно отправиться и к тебе домой. Логика та же самая.

— Нет, ко мне повременим. Все-таки…

— А ко мне?

— Тоже не надо. Не идет у меня из головы предупреждение Слейда о том «кроте»… Пока я не разобрался во всех этих хитростях и премудростях мадридского двора, лучше не высовываться.

На такси они доехали до дома Мезенцева. Борис позвонил, и дверь после осторожного вопроса открыл сам Андрей. Он смотрел на Бориса как на выходца с того света. Пауза затягивалась. Андрей взглянул на Олю, потом снова на Бориса — можно ли при ней говорить? — и Градов едва заметно кивнул.

— Ну, ты силен, — вымолвил наконец Андрей. — Разве я не просил тебя разбираться тихо, а трупы упаковывать аккуратно? Зачем гранатами-то? Устроил в моей квартире мясокомбинат…

— Впустил бы странников, — жалобно проканючил Борис.

— Да входите, чего там. — Мезенцев посторонился. — Сегодня войны не предвидится?

— Да кто ее знает, — усмехнулся Борис. — А это Оля.

— Очень приятно. Оля, вы из какой мафии, хорошей или плохой?

— Все зависит от точки зрения, — объяснил Борис, оглядывая гостиную. — Ой, мама мия…

Комната напоминала пещеру троглодита. Ни одного неповрежденного предмета мебели, не говоря об аппаратуре, от которой остались какие-то обгоревшие каркасы. Пробитая пулями дверь, выщербленные стены… Оконные стекла Мезенцев вставил, но на этом, очевидно, его финансы иссякли.

— Вот тебе и «мама мия». — Андрей достал сигареты. — Меня выдернули из отпуска, я мчусь сюда… Страшное дело! Милиция сутками не вылезала. Что да как… Не знаю, и точка. Тебя я не выдал.

— Спасибо. А это, — Борис кивнул на сюрреалистические обломки, — хранишь на память?

— На какую память! — возмутился Мезенцев. — Это моя обстановка, не видишь?

— А… Именинный пирог, клюква в сахаре… Кстати, накорми нас, а потом я съезжу кое-куда. Если вернусь, посмотрим, чем тебе помочь. А Оля пока побудет у тебя, ладно?

— Если вернешься?! Какая интересная у людей жизнь! Оружие-то хоть есть у тебя?

— Оружие? — переспросил Борис. — Оружия нет. Забыл на явке британского шпиона.

— И он не теряет чувства юмора, — обратился Андрей к Ольге. — Я бы после такого…