Лезвие

Максим резко привлек ее к себе и склонился к шее, повернул женщину ко мне спиной и посмотрел на меня, словно ожидая моей реакции, медленно провел кончиками пальцев по ее руке, и она прогнулась навстречу, прижимаясь к нему еще сильнее. Каким-то непостижимым образом я почувствовала, как эти нервные и длинные пальцы касаются меня самой. Непроизвольно сжала вилку еще сильнее, когда увидела, как его губы скользят по впадинке на плече партнерши, точнее, в миллиметре от нее. Он продолжал смотреть на меня, словно показывал мне, какую власть имеет над ней. И я понимала, что, если Максим захочет, он отымеет эту девку прямо здесь на лестнице или в туалете, или еще где-то, где пожелает. Ее и сестру, и не важно кого. А они умрут от счастья стоять на коленях и ублажать его.

Мне казалось, что он демонстрирует мне — от чего отказываюсь я сама, когда отвергаю его, и волна ярости поднялась изнутри вместе с этой колющей болью, чье название я уже прекрасно осознала — ревность. Жгучая и невыносимо острая. Особенно когда увидела лицо этой Инессы, как закатились ее глаза от чего-то, что он прошептал ей на ухо. Да, Максим не сделал ничего такого. Ничего из того, что могло бы оскорбить его жену, но мне хватило и этой сцены, чтобы от жгучего гнева зарделись щеки и начали дрожать руки. Вот так он их соблазнял, и я ничем от них не отличаюсь. Вот так он заставляет их делать то, что он хочет. И я бы не удивилась, если бы узнала, что он мне изменял… может быть, даже с этой Инессой.

Почему-то опять возникло едкое чувство презрения к себе в прошлом. Словно там я была бесхребетной овцой, которой управляли, как хотели. И на закланье она тоже шла добровольно. Себя в прошлом я называла "она". Мне казалось, что это совершенно два разных человека, и я никак не могла быть ею. Смотреть и дальше, как мой муж соблазняет белобрысую, мне не хотелось, как и чувствовать эти болезненные уколы под ребрами, от которых сводило скулы и пальцы сжимались в кулаки. Но запасного выхода я так и не нашла, заблудилась в коридорах, можно сказать, в трех соснах. Оказалась на лестнице, ведущей наверх. До меня здесь кто-то побывал и здесь воняло табачным дымом. Я распахнула настежь окно и, медленно выдохнув, наклонилась вперед, опираясь на ладони и всматриваясь в полумрак, едва освещенный прожекторами с другой стороны здания. Зря я куда-то с ним поехала, нужно было не принимать никаких условий игры, настаивать на своем, поговорить в конце концов с Андреем.

И что? Куда ты пойдешь? На улицу? Ты целиком и полностью зависима от них, даже твои документы у твоего мужа. Ты никто без этой семьи. Ты сирота и детдомовка. Нужно немного остыть, начать делать что-то правильное, вести себя как-то иначе. Ведь из каждой ситуации есть выход. Я его найду.

Издалека доносилась музыка, по-прежнему какая-то медленная, и я подумала о том, что мой муж наконец-то забыл обо мне и нашел себе иное развлечение.

— Надоела толпа?

Вздрогнула, но не обернулась. Но внутри появилось странное ощущение радости. Совершенно неуместное и идиотское. Нашел меня. Можно было даже не сомневаться, что нашел бы так или иначе, даже если б ушла отсюда. Оставил тех сучек и пришел ко мне… наверное, я более интересный квест.

— Все надоело, — ответила очень тихо, напрягаясь все больше, потому что теперь он стоял за моей спиной так близко, что я чувствовала его дыхание в свой затылок.

— Надоело смотреть, как я танцую с другой, Даринааа?

Господи. Почему он даже мое имя произносит так, словно я уже лежу под ним с раскинутыми в стороны ногами? Тронул мое плечо и прошелся кончиками пальцев вниз по руке, вызывая дикое стадо мурашек.

— Ты ведь хотела, чтоб я так же прикоснулся к тебе? — вкрадчиво, тихо, щекоча шепотом мою шею. И меня ведет то ли от выпитого шампанского, то ли от этой невыносимой близости и его запаха. Он ведь охотится на меня, как самый настоящий хищник, преследует, ставит ловушки. Максим слишком опытный и знает, какую из своих дьявольских уловок применить ко мне в тот или иной момент. Даже сейчас, стоя за моей спиной, он прекрасно понимал, как это волнует — не иметь пути к отступлению, быть зажатой им здесь без возможности убежать.

И его присутствие одновременно пугает и сильно возбуждает. Сводит с ума, как и всех женщин, к которым он приближается. Мне кажется, рядом с ним стирается все: возраст, принципы, вероисповедание. Он словно змей искуситель вытягивает самые грязные и порочные желания наружу. Потому что мне, да, хотелось, чтобы он прикоснулся, и это было поражение… я, кажется, скоро совсем не смогу сопротивляться, у меня закончатся остатки силы воли, и я превращусь в покорное сходящее с ума от похоти животное… такое же, как и он.

Пальцы скользят все ниже по плечу, вперед к ключицам, ласкают мою шею.

— У тебя все такая же нежная кожа. Шелковая на ощупь, гладкая. Каждый раз, когда я прикасался к тебе, ты покрывалась именно такими мурашками, и твое дыхание учащалось, как и сейчас.