Лезвие

Прерывистый хриплый шепот проникает ядом под кожу, завораживает, посылая электрические импульсы удовольствия по всему телу, словно каждое его слово ласкает его, дразнит, мучает. У меня начала кружиться голова, и я впилась в подоконник.

— Ты всегда была такой отзывчивой, и мне нравилось… нравилось доводить тебя иногда быстро, иногда безумно медленно.

Все тело наливалось томлением, и его слова погружали меня в какой-то транс адского возбуждения, не поддающегося контролю. Никогда больше… о боже, как же невыносимо звучит его голос… никогда больше не буду пить столько шампанского. Он ведь манипулирует мной, моим сознанием, моим телом… как он это делает? Это какое-то наваждение. Я сама не поняла, как его пальцы потянули вниз змейку на моем платье, расстегнули лифчик и высвободили грудь. У меня закатились глаза, когда ночная прохлада коснулась сосков, и я услышала его тихий стон себе на ухо.

— Да, малыш, позволь показать тебе… какая ты невыносимо чувствительная до сих пор.

Все так же кончиками пальцев очерчивая полушария грудей, а у меня соски сжались до боли и до адской пульсации между ног.

— Нет.

Резко развернулась и уперлась руками ему в грудь.

— Отпусти меня. Я хочу уйти. Уехать отсюда.

Это было похоже на истерику, меня било крупной дрожью, и я просто не могла спокойно находиться рядом с ним.

— Почему? — его голос все так же спокоен и вкрадчив, удерживает меня за талию и ласкает пальцами голую спину, вверх и вниз по позвоночнику, не успокаивая, нееет, раздражая еще больше. Я схватилась за лиф платья, пытаясь натянуть его вверх, но он перехватил мое запястье и завел руку мне за спину, сдавил там обе руки сильной ладонью, как тисками.

— Боишься не устоять перед соблазном? Боишься, что я увижу, что ты меня хочешь?

Да. Я боюсь. Я не просто боюсь, меня колотит от понимания, что если сдамся, если позволю ему, то превращусь в жалкое подобие человека, превращусь в его куклу. Попыталась вырваться, и лиф платья сполз еще ниже на самую талию, и я увидела, как он смотрит на мою грудь. Ненавижу его глаза… ненавижу, потому что у мужчины не может быть и не должно быть настолько красивых глаз. Чудовищно красивых с поволокой, с тяжелыми веками под бахромой длинных ресниц. И этот цвет ядовито-синий, неестественный, убийственно синий. И он вкладывал в этот взгляд так много, так невозможно много порока, что меня трясло, и я медленно погружалась в их вязкую глубину. Максим имел слишком ослепительную внешность. Таких мужчин можно увидеть лишь в глянцевых журналах или по телевизору и то так же редко, как падающую с неба звезду. Мучительная красота, лишающая возможности оторвать от него взгляд, заставляющая впадать в ступор и любоваться, ощущая трепет во всем теле. Я не видела ни одного недостатка… и да, я их искала. Я буквально мечтала найти хотя бы что-то отталкивающее, неправильное, обычное… но нет. Словно его создал сам дьявол по своему подобию. Сплошной секс во всем — в линии черных бровей, в густых непокорных волосах, в изгибе губ, в этой ухоженной щетине. Все они там снаружи мечтали быть на моем месте… мечтали, чтоб он их трахнул хотя бы один раз. Я все это видела. Не слепая и не идиотка. Но я не хотела быть одной из них. Не хотела, как в прошлом, становиться на все согласной раболепно преклоняющейся тряпкой, ползающей у его ног. Не хотела ради его любви соглашаться на все… хотя нет. О какой любви я вообще думаю. Он на нее не способен. Звери умеют только удовлетворять голод, жажду и желание совокупляться. Такие обычно любят только себя, самоуверенно и напыщенно. Если бы он любил меня, то не насиловал бы и не бил, не превратил бы в онемевший синий от побоев кусок мяса. Ведь я это видела своими глазами.

Но ведь не помнила? Ведь никто больше мне не говорил об этом… а что если мне солгали? Нет, зачем им мне лгать. Это все правда… я ведь чувствую, что это правда. В этот раз не будет так, как хочет он. Не стану я раболепно падать на колени, не стану поддаваться соблазну, он не сможет со мной…

В эту секунду его ладонь накрыла мою грудь, и губы приблизились к моим губам.

— Сердце выскакивает, да? Колотится о мою руку… когда-то ты говорила, что тебе больно от того, как сильно ты меня хочешь. И я, как истинный садист, хочу причинить тебе эту боль снова…

Выдыхает мне прямо в губы, щекочет горячим дыханием, отбивает напрочь всю силу воли, сжигает ее в ничто. И я дышу его короткими и частыми выдохами с терпким запахом сигарет и виски, с запахом его дыхания. Распрямил ладонь и потер самый кончик соска, мой рот непроизвольно приоткрылся, и глаза затянуло поволокой. Внизу живота стало невыносимо тяжело, и между ног словно обожгло раскаленным железом.

— Даааа, вот так, маленькая. Ты всегда бурно отзывалась на ласку. Начинала дрожать, если я сдавливал твой сосок сильнее и просовывал руку тебе между ног. Под мокрые трусики.

Максим смотрел мне в глаза и тихо шептал, поглаживая сосок, царапая по нему ногтем, обводя его вокруг по ореоле и чуть сжимая: