Лезвия и кости

Я замерла, осознав смысл его слов. Мир, который, как мне казалось, я знал, люди, которые, как я думал, заботились обо мне, — все это было ложью. Для них это была игра, способ переиграть друг друга. А я была пешкой, попавшей в центр их извращенной игры. Боль от предательства, от осознания того, как глубоко меня обманули, была непреодолимой. Я отдала Доновану так много себя, а потом узнала, что все это было напрасно. Осознание того, что я всего лишь инструмент в их соперничестве, было опустошающим. Я чувствовала себя потерянной, одинокой и совершенно преданной.

Мне нужно было выбраться отсюда. Мое сердце разрывалось на куски, боль была почти физической по своей интенсивности. Я не могла оставаться в месте, где каждый уголок, каждое воспоминание теперь казалось запятнанным обманом и предательством.

Донован посмотрел на меня со следами жалости, а затем повернулся и скрылся в доме. Звук закрывшейся за ним двери был похож на окончательный вердикт нашим отношениям. Я рухнула на колени на лужайке, но, как ни странно, слезы не шли. Я оцепенела, погрузившись в состояние шока, которое не позволяло мне осознать масштабы того, что только что произошло.

Мир вокруг казался далеким, нереальным, словно я наблюдала за тем, как рушится чья-то чужая жизнь. И все же холод земли под ногами был суровым напоминанием о том, что это моя реальность. Жестокие откровения Донована эхом отдавались в моем сознании, каждое слово кинжалом вонзалось все глубже в мое сердце.

Я знала, что обещала Адриану не уезжать, но оставаться больше не было возможности. Дом теперь казался мне тюрьмой. Я встала, едва держась на ногах, и направилась в свою комнату. Собирание вещей было механическим процессом; я двигалась как в трансе, руки автоматически укладывали вещи в сумки. Мысли кружились в водовороте смятения, отчаяния и отчаянной потребности сбежать.

Проходя мимо двери Адриана, я заколебалась. Уходить, не сказав ни слова, не хотелось, даже если все, что сказал Донован, было правдой. Движимая желанием покончить с этим, я вошла в комнату Адриана и торопливо набросала записку. По крайней мере, так он будет знать, почему.

Донован рассказал мне все.

Я оставила ее там, где знала, что он ее найдет, — на его столе, как молчаливое прощание с тем, что могло бы быть.

Выйдя из дома, я почувствовала, что прохладный ночной воздух мало чем облегчает боль. Я достала телефон и пролистала контакты. О звонке маме не могло быть и речи: я не могла беспокоить ее своими проблемами. Список моих друзей был невелик, но имя Брук Вествуд привлекло мое внимание.

Сглотнув гордость и подавив комок в горле, я набрала ее имя и поднесла телефон к уху. Это была попытка в темноте, но сейчас Брук была моей единственной надеждой.

18

Адриан

Я вернулся домой с тренировки около семи тридцати с пакетами китайской еды. Я забрал ее по дороге, зная, что Сиенна сейчас в настроении, чтобы выбрать для себя комфортную еду. Мысль о том, чтобы разделить с ней простую трапезу после долгого дня на льду, наполнила меня неожиданным предвкушением.

Когда я подошел к дому, мое внимание привлекли украшения для Хэллоуина, которые мы выбрали вместе. Огни отбрасывали мягкое, жутковатое свечение, и в груди у меня что-то сжалось. Это было незнакомое чувство, похожее на возвращение домой к кому-то после долгого отсутствия. Одна эта мысль будила во мне эмоции, которые я не мог понять и сформулировать.

Заехав в гараж, я заметила машину Донована, что подтверждало его присутствие в доме. Однако, когда я переступила порог холла, в доме воцарилась тревожная тишина. Дом казался пустым, лишенным той энергии, которую Сиенна принесла с собой. Не позволяя себе поддаться панике, несмотря на то что сердце колотилось от беспокойства, я быстро проверил ее комнату, но она была пуста. Где она может быть? Мои мысли неслись вскачь, пока я пытался понять, где она находится.

С растущим беспокойством я позвонил ей, но ответа не последовало. Тишина безответного звонка эхом отдавалась в пустоте дома. Зайдя в свою комнату, я попытался подумать, чтобы понять, куда она могла пойти.

Пока мой взгляд не остановился на письменном столе.

Я нерешительно поднял записку. Почерк безошибочно принадлежал Сиенне. Развернув ее, я прочитал несколько слов, написанных ею: Донован рассказал мне все.

Простота послания не соответствовала его смысловой нагрузке. В голове возникло множество вопросов и опасений. Что Донован рассказал ей? Как много она знала? И самое главное — куда она отправилась после того, как узнала правду, которую открыл Донован?

Я стоял в тишине своей комнаты, осознавая реальность происходящего. Сиенны не было.

Я ворвался в комнату Донована; дверь хлопнула о стену с силой, которая эхом разнеслась по дому. Донован сидел за своим столом, ничуть не удивленный моим вторжением, и не потрудился обернуться.

"Что ты ей сказал?" Мой голос был смертельно тихим шипением, едва сдерживающим бурю гнева, зарождающуюся во мне.

"Правду", — бесстрастно ответил Донован.

"Какую правду?"