Лгунья

Он не знал. Ситуация менялась каждую минуту, но по последним сведениям, огонь полностью отрезал город от реки с северной стороны. Какие-то ребята на велосипедах, скорее всего, сказал он, туристы — местные не такие идиоты — украли коробку с фейерверками и повезли запускать в горы. Какое безрассудство. Пожар распространялся так быстро, что вызвали пожарников из Фижеака.

— Как нам попасть обратно в город? — спросил Мэл.

Пришлось много миль ехать через Кус, потом свернуть к реке в девяти милях от Сен-Жульен. Когда мы добрались до места, была почти полночь. Праздник провалился. Стояла удручающая тишина. Ошметки белого пепла сыпались сверху, как клочья порванной салфетки, оседая на плечах, волосах, на бровях. Между деревьями уныло свисали гирлянды лампочек. Музыкальная группа складывала инструменты. Аккордеонист в одиночестве сидел на краю танцплощадки, тихонько наигрывая грустную мелодию. Несколько человек никак не расходились, бродили по площади и переговаривались шепотом, словно не решаясь нарушить тишину.

Мэл остановил машину поближе к отелю.

— А теперь что? — спросил он.

— Я — домой, а ты — спать.

— А потом?

— Ты вернешься в Англию, а я исчезну.

Мэл поглядел на меня с сожалением и улыбнулся.

— Вся проблема в том, — сказал он, — что я слишком много о тебе знаю. Это мой бизнес — информация. А в чем я действительно преуспел — сфера, в которой я, можно сказать, спец, — это узнавать, кого это может заинтересовать и по какой цене. Например, твоего муженька. Твоего так называемого дядюшку. Какую цену ты готова мне предложить за молчание?

— Не пытайся меня запугать, — сказала я храбро. — Я тебе не Крис.

Я вылезла из машины и злобно, изо всех сил, хлопнула дверцей. А что мне, собственно, оставалось? Я бы предпочла, конечно, страшное возмездие, какую-нибудь ответную угрозу, которая отбила бы у его охоту меня преследовать, но ничего не придумывалось, ничего такого, что он не высмеял бы или не обратил себе же на пользу. Так что максимум, что я могла — это злобно хлопнуть дверцей.

Я обогнула площадь, стараясь держаться в тени: шла, опустив голову, на случай, если человек, похожий на Тони, все ещё здесь. Делая вид, что меня здесь нет, я пробиралась между стоящих машин, и вдруг на меня наскочила Селеста.

— Да где тебя черти носят? — зашипела она. — Мы с ног сбились тебя искать.

Она крепко взяла меня за руку и потащила на свет.

— Куда мы? — вяло спросила я, пряча лицо у неё за плечом.

— Домой, — рявкнула она.

— Езжайте без меня, я подожду дядю Ксавьера.

— Не болтай глупости. Он уехал с пожарниками.

Она поволокла меня к «Ситроену», где уже ждала Франсуаза. Я села на переднее сиденье.

— Надо ехать вдоль реки до Монтружа, потом повернуть назад по шоссе Д-311, - сказала я Селесте, сидящей за рулем. — Остальные дороги закрыты.

Она кинула на меня сердитый взгляд. Она вела машину молча, губы её были плотно сжаты.

Наконец Франсуаза застенчиво спросила, понравился ли мне вечер.

— И да, и нет, — ответила я.

Селеста ехидно фыркнула.

— И что это значит? — спросила я её.

Она скривила губу.

— Не понимаю, почему ты вечно всех монополизируешь, — пробормотала она.

— Кого, например? Ты про Мэла, да? Да потому что, поверь мне, он не такой хороший человек, как тебе кажется. Он тебе не понравится.

— Чего ж ты в таком случае украла его на весь вечер? — спросила она, и это замечание было не лишено логики. Голос её сорвался на визг. Совладав с ним, она буркнула: — Я бы не возражала, чтобы мне дали шанс самой в этом убедиться. — И горько добавила: — Это нечестно. У тебя все есть. Тебе все само падает в руки. Можешь делать, что захочешь. Так уж позволила бы остальным, по крайней мере, подбирать твои объедки.

В лесу вокруг Ружеарка было темно и тихо. Кроме слабого горьковатого запаха дыма не было никакого намека на то, что в пяти километрах отсюда орудует взбесившееся пламя. Мы въехали в ворота почти в час ночи.

— Ну и вечерок выдался, кошмар, — сказала Селеста, захлопывая дверь. Не знаю, что она имела в виду — неудачу на любовном фронте или пожар. Пойду проведаю Маман, — сказала она.

Франсуаза тихо сказала:

— Не обращай внимания на Селесту.

— А я и не обращаю, — ответила я. И это была правда.

Франсуаза поправила очки и потерла нос.

— Я бы и сама рада не обращать на неё внимания, но она всегда умудряется найти уязвимое место.

Спустя десять минут, когда Франсуаза сказала «спокойной ночи» и поднялась к себе, вошла Селеста и ледяным тоном объявила, что её мать хочет меня видеть.

Я взбиралась по лестнице — медленно, словно у меня до сих пор болели ноги. Они не болели. Мне просто требовалось время подготовиться. План мой был таков: взять инициативу в свои руки, удивить её тем, что я знаю, что она знает.

Я постучала.

— Входи, — крикнула она. Она была полностью одета и сидела за столом.

— Селеста рассказала о пожаре, — сказала она.

— Скорее всего, это какие-то мальчишки устроили, — ответила я, стоя перед ней, как провинившаяся ученица под взглядом учительницы.

Она неодобрительно цокнула языком.