Лгунья

Когда-то папа мечтал, что в подвале будет зал для тренировок сыновей. Он даже нанял рабочих, и те начали его обустраивать: ввинтили в потолок крюки для перекладин и колец, установили какие-то железки в полу. Но мечтам папы не суждено было сбыться: сначала родилась Кайла, потом я. Мечты о сыне пришлось оставить, как и идею сделать для детей место для спорта. В подвал стаскивали мебель, которая по какой-то причине не стояла в доме, надоела или чуть сломалась, шкафы, которые ломились от ненужных вещей. Едва я вошла, сразу же подумала, что нужно разобрать здесь все и выбросить добрую половину. А вторую половину отдать кому-то, кто не может себе позволить купить новое. И вообще, обновить бы весь интерьер в доме, а то уж больно мрачным выглядит Кордеро-холл, а потому и отношение к нашей семье соответствующее.

Если пришли мысли о ремонте, значит, в подвале ничего не было. Здесь негде было спрятаться, некуда сбежать.

– Наверное, что-то упало, какой-то стул или чехол, – вслух произнесла я, и мой голос эхом прокатился по подвалу.

– Наверное… – откликнулся Герберт.

Затем я услышала, как щелкнул замок на двери.

– Я ведь предупреждал, Кортни, что не стоит ходить со мной по подвалам.

– И что это значит? – холодно поинтересовалась я, стараясь, чтобы в голосе не промелькнула дрожь.

Он неспешно приближался. С каждым шагом росло желание куда-то сбежать и спрятаться. Это был Герберт, настоящий. Он умело играл в добродушного адвоката, когда хотел, или в галантного кавалера, когда это было выгодно. Но настоящий Герберт только такой – с опасным блеском в глазах, полностью в черном. Не сводящий с тебя взгляда…

За спиной неожиданно оказалась стена, я почувствовала ее холод обнаженной частью спины. Герберт придвинулся ближе, рука взметнулась к моей шее, но лишь осторожно коснулась чувствительной кожи за ухом.

– Знакомое чувство, да? – хрипло произнес он. – Выброс адреналина, страх. Скучала?

– Нет, – не очень уверенно пробормотала я.

Он еще приблизился, даже через ткань пальто я чувствовала жар, исходящий от тела. И сбежать от него никуда не получалось. Губы коснулись щеки, но мимолетно, я почти ничего не почувствовала, кроме мелкой дрожи, охватившей тело. В какой-то момент мне это надоело. Дразнящих прикосновений и теплого дыхания стало мало. Мои губы коснулись его, но Герберт прикосновение прервал и тихо рассмеялся.

– Ты ведь знаешь правила. Только когда я скажу.

– Нет.

– Тебе нравится это слово, да?

Он быстро, словно делал это сотни раз, расплел мою косу. Кудри рассыпались по плечам.

– Мне тоже нравится, как ты говоришь «нет». Это даже забавно.

Мы оказались в центре помещения. Я не двигалась с места, хоть и слышала, что Герберт делает что-то очень… знакомое. То, о чем я старалась не думать и не вспоминать, но что в этой темноте подвала очень отчетливо всплывало в памяти.

– Сними туфли. – Почти приказ, которого, впрочем, и ослушаться не захотелось. Я с наслаждением сбросила обувь и почувствовала, как ноги отдыхают. Потом – как руки в перчатках расстегивают пуговички на платье, и оно спадает на пол. Кожа покрылась мурашками от легкой прохлады.

Некоторое время ничего не происходило. В абсолютной тишине я слышала только свое прерывистое дыхание. И… боролась с искушением обернуться и посмотреть. А еще боролась, а вернее, пыталась не обращать внимания на неожиданное стеснение. Откуда оно появилось?

– Дай руку, – мягко попросил Герберт, но эта нежность могла обмануть разве что идиота. Мысли перечить почему-то не возникло, я протянула правую руку и услышала смешок.

– Вверх, Кортни, ты ведь знаешь. И вторую.

Вокруг моих запястий обвилась веревка, потом я почувствовала, как она натягивается, и была вынуждена поднять руки полностью. Герберт затянул узлы и проверил, насколько сильно давят веревки. Терпимо.

Он собрал мои волосы и несколькими шпильками зафиксировал наверху, обнажив шею и спину. Перчаток не снимал. Указательным пальцем провел вдоль позвоночника, и я непроизвольно вздрогнула.

– Напомнить тебе правило? – прошептал он. – Хотя я подозреваю, ты все прекрасно помнишь.

– Кристалл часто приходилось напоминать? – вырвалось у меня.

Герберт рассмеялся и отошел в сторону. Я не видела, что он там делает, хоть и догадывалась.

– Тебя так злит мой роман с Кристалл. Ты не представляешь, какое удовольствие мне доставляют твои шпильки. Твоя ревность. Если бы не она, я бы, наверное, сдался.

Плеча коснулось что-то прохладное. Не рука. Что-то повторило контур шеи, спустилось ниже, вниз по позвоночнику и задержалось на пояснице, там, где чувствительная кожа и все сжимается от мимолетного ласкающего прикосновения. Я замерла, закрыла глаза. Ощущение приятной неги, смешанной с легкой щекоткой, сменилось болью от сильного удара. И второго, чуть слабее. Стеком Герберт провел по внутренней стороне моей коленки, бедра. Близко, очень… у меня вырвался короткий стон, сзади я услышала удовлетворенный смешок.

Стек в подвале… что ж, можно было и догадаться, что Герберт планировал подобное продолжение вечера.