Лгунья

Казалось бы, после того первого поцелуя во внутреннем дворе Нофар и Лави должны были поцеловаться снова, но по какой-то причине этого не произошло. Когда они опять встретились, то даже рта раскрыть не смели. Словно не желали осквернять волшебный момент словами. Чудо их свидания было столь хрупким, что Нофар и Лави боялись, как бы от одного-единственного неосторожного движения оно не разлетелось на осколки. Поэтому сидели и молчали. Молчали обо всем, чего не смели сказать. К счастью, Нофар в конце концов догадалась напомнить Лави, что она у него в руках, – и шепнула, что, если он ее выдаст, то она пропала. Это напоминание о его силе вернуло юношу к жизни. Они с Нофар уже не были смущенными мальчиком и девочкой; теперь он стал шантажистом, а она – жертвой шантажа.

Дальше дело пошло немного лучше: они пусть и неуклюже, неуверенно, как бы случайно, не говоря ни слова, затаив дыхание, одеревеневшими от страха руками, – но попробовали обниматься и ласкаться. Она – это было незабываемо – коснулась рукой его бедра, а он – дрожащими пальцами – пробежался по ее груди. Но так страстно, как в первый раз, они больше не целовались. Возможно, Нофар и Лави истратили на первый поцелуй всю смелость и на новые поцелуи ее уже не осталось. Время шло; каждый день начинался с «может, сегодня», а кончался «может быть, завтра»; их надежды напоминали булочки, которые на рассвете – горячими и румяными – завозят в магазин, а вечером – засохшими и зачерствевшими – выбрасывают. Во внутреннем дворе назревал кризис. Носки, которые в вечер первого поцелуя поливали их дождем, давно высохли и в один прекрасный день исчезли: как их повесили – так и сняли. С балкона протянулась уверенная рука и сорвала их с веревки один за другим. Лави и Нофар смотрели на это снизу и стыдились. В квартире наверху жизнь шла своим чередом, а их неуклюжие отношения застыли на мертвой точке.

Это, впрочем, не означало, что Нофар не хотела целоваться с Лави. Наоборот, она мечтала об этом так самозабвенно, что даже незнакомый человек покраснел бы, взгляни он на Нофар, когда ее мысли были заняты Лави. Да и Лави не думал ни о чем другом; его губы постоянно пытались воспроизвести тот первый поцелуй. Когда он не целовал Нофар в своих воспоминаниях, то целовал ее в мечтах, воображая все возможные поцелуи, будущие, а поскольку возможных будущих поцелуев было очень много, то, по сути, ничем, кроме как целоваться с Нофар, Лави не занимался вообще. Целовал подушку на кровати (чем обычно занимаются только начинающие), ручку на уроке английского, бутерброд по дороге домой, жевательную резинку… По сути, все, чего касались его губы, немедленно приобретало вкус Нофар.

Однажды вечером уличным кошкам стало их жалко, и они – с воем и мяуканьем – устроили для парочки показательное выступление: вот, мол, как это делается. Но при виде совокупляющихся животных Нофар и Лави смутились еще больше. «Идиот! – подумал он. – Может, сделаешь уже что-нибудь?!» «Дебилка! – подумала она. – Сидишь тут как дура последняя!» И если поначалу они ругали себя сами, то сейчас им казалось, что над ними смеются все вокруг, включая мокрое белье. Его снова вывесили на просушку, и на головы Нофар и Лави капали безмолвные серые капли. Женские трусы привели Лави в ужас; они напоминали гигантский, застилающий солнце кружевной парус; но когда он все же оторвал от них глаза, то увидел, что Нофар придвинулась совсем близко. Они почти касались друг друга носами, Лави чувствовал дыхание Нофар, слышал, как шуршат ее ресницы… «Ну, давайте уже, наконец», – уговаривали кошачьи усы. «Ну, давайте уже, наконец», – умоляло белье на веревке. И тут тишину двора прорезала до отвращения веселая мелодия телефонного звонка.

Звонила продюсерша из утренней новостной передачи. Она спрашивала, не хочет ли Нофар завтра дать интервью. «На телестудию, – услышал Лави голос продюсерши, – вас отвезет такси, на котором вместе с вами поедет один знаменитый актер». И мысль о том, что Нофар будет ехать в этом такси – где наверняка про него забудет, где красивый актер обязательно подсядет к ней на заднее сиденье и где их коленки будут соприкасаться, – развязала Лави язык. Он напомнил Нофар, что она у него в руках и что он знает ее секрет. А стоило ему упомянуть про секрет – и им уже ничего не оставалось, кроме как обняться и поцеловаться.

У всех обитателей внутреннего двора – двух кошек, белья на веревке, тощего паренька и робкой девушки – вырвался коллективный вздох облегчения.

17