Лгунья

Ханне придется подумать обо всем этом, когда я покажу ей видео. Но при этом предложу ей выход. Я сотру все видео, если она признается, что солгала насчет того, что с ней сделал мой отец. Исповедь. Ее я также засниму. Скажу, что это ради моей собственной безопасности, на тот случай, если меня попытаются очернить после того, как я сотру видео с неблагоприятным поведением ее мужа.

Четвертый шаг? Это очевидно. Распространить повсюду признания Ханны. У меня в планах «Нью-Йорк пост», «Вэнити фэйр», «Нью-йоркер»… Может быть, удастся договориться с каким-либо из этих изданий об эксклюзивном материале. С тех пор прошло десять лет, но в свое время это был очень громкий процесс. Уилсон против Петерсена. Люди должны помнить.

Эйприл смотрит на меня, прижав ложку к нижней губе.

– Земля вызывает Клэр Петерсен! – окликает она, и на какое-то мгновение у меня мелькает мысль, что я рассуждала вслух.

– Две недели, – говорю я. – Максимум – три.

Глава 10

В то лето я вернулась в Нью-Йорк в середине смены, так как меня с огромным трудом удалось записать к ортодонту. Мать забрала меня утром и отвезла на прием, после чего я ненадолго заехала домой, чтобы прихватить кое-какие вещи. Я почти не обратила внимания на робкую щуплую девушку, появившуюся у нас дома. Мы обменялись лишь несколькими словами, после чего мать отвезла меня обратно в лагерь. Затем, где-то через неделю, в телефонном разговоре она упомянула о том, что собирается найти новую няню.

– Почему? А как же та девушка… как там ее зовут?

– Ее больше нет. Она уехала домой.

– Уже? Мне казалось, она приехала на все лето… Что произошло?

– По-моему, она просто не рассчитала свои силы. Она ведь такая молодая, ей только-только исполнилось двадцать… Всю свою жизнь она прожила на ферме, понимаешь? Так что, полагаю, новых впечатлений оказалось слишком много.

– Я думала, ради этого она и стремилась в Нью-Йорк. Разве она не собиралась ходить по музеям?

– Да ну… кажется, ей было не до музеев. Она очень переживала, затем попросилась обратно домой. Мы позвонили ее родителям и отправили ее обратно.

Затем мать перешла к другим новостям, и после этого я несколько месяцев даже не вспоминала про Ханну Уилсон. До тех пор пока не узнала, что моих родителей вызвали в гражданский суд по иску о сексуальном насилии.

* * *

Моего отца определяли две вещи: он был бизнесменом, и он боготворил мою мать. Думаю, он не мог поверить в свое счастье, когда она согласилась выйти за него замуж. До встречи с ней отец принадлежал к среднему классу, в то время как она была олицетворением высшего света. Я считала мать самой красивой женщиной на свете, способной вскружить голову любому мужчине. Также она была очень умной, и, какой бы восхитительной и привилегированной ни была ее жизнь, по-моему, она хотела для меня чего-то другого. Не столько карьеры, сколько призвания. Но все получилось совсем не так.

Однако отец был талантлив – по крайней мере мы так считали, – и его инвестиционная фирма росла и крепла. Мы были богатыми. По любым меркам. Именно поэтому Ханна и выбрала нас.

Она вернулась домой, к своей убогой жизни в Канаде, и рассказала своим родителям, что мой отец каждый вечер приходил к ней в комнату и делал с ней разные вещи. Она добавила, что не могла пожаловаться моей матери, потому что он ее запугал.

Я нисколько не сомневаюсь, что Ханна Уилсон пришла к нам, уже имея готовый план. Она искала богатую семью и нашла ее. Она рассчитывала, что мои родители не захотят огласки и быстро замнут дело, заплатив ей кругленькую сумму. Самый обыкновенный, пусть и впечатляющий своей простотой шантаж.

Моя мать не поверила ни единому слову. Мысль о том, что мой тихий, добрый очкарик отец способен сделать то, что, по утверждениям Ханны, он с ней сделал, даже не рассматривалась, и после первоначального шока, вызванного предательством, мать снова стала собой и перешла в наступление. Она так радушно приняла эту девицу, и вот как та отплатила? Мать твердо стояла на том, что Петерсены не пойдут ни на какую сделку.

– Мы очистим свое доброе имя! – гремела она.

И мои родители нанесли ответный удар. Мощный. Они обвинили Ханну в том, что та охотилась за их деньгами. Учитывая ее требование компенсации в размере десяти миллионов долларов, это соответствовало истине. Ханна вернулась в Нью-Йорк в сопровождении своих родителей, составлять исковые заявления и прошения. Они выглядели так нелепо, все трое, в своих лучших воскресных нарядах, с недоумением и растерянностью на лицах, словно у них не было никакого желания находиться здесь, словно не они все это устроили… К этому времени пресса работала по полной. Моего отца представили чудовищем, а Ханна стала наивной девушкой, неопытностью которой подло воспользовались. Мои родители в ответ обвиняли ее в том, что она – охотница за деньгами, что она даже вовлекла в эту аферу своих родителей, с виду людей порядочных.