Лгуны или фантазеры. Правда о детской лжи

Трудно вступать в противостояние с подростком, когда подозреваешь его в обмане. Сама по себе ложь приводит родителей в ярость, заставляя их добиваться признания ребенка любой ценой. И, как было отмечено в примере с Джоном, которого подозревали в воровстве и употреблении наркотиков, иногда такое противостояние необходимо. Но по большей части обман подростков безвреден. Он касается таких бытовых происшествий, как несделанная домашняя работа, невыполненные домашние обязанности или потеря и порча какой-то одежды. Родитель должен принять решение, когда ему необходимо превратиться в полицейского, чтобы заставить признаться в содеянном, а когда лучше уклониться от борьбы с подростком и начать выстраивать доверительные отношения.

Насколько важно знать правду? У каждого родителя «размер ставок» может различаться, но у всех матерей и отцов, которые подозревают, что ребенок мог пострадать физически, например употреблял наркотики или пошел по преступному пути, должны быть причины добиваться правды.

Те же принципы действуют и в отношении маленьких детей. Опасения, что им был нанесен физический вред, что они стали жертвами сексуальных домогательств или совершили преступление, в частности кражу, могут оправдать жесткие меры.

Когда нашему сыну Тому было 9 лет, мы дали ему 5 долларов на субботний киносеанс и 50 центов на конфеты и попросили вернуть сдачу. Он вернулся домой без денег и сказал, что на улице на него напал неизвестный в маске. Дальнейшие расспросы показали, что это была выдумка, но Том так и не признавался, что потратил деньги на себя. От отчаяния он громоздил одну невероятную ложь на другую.

Мы решили, что надо заставить его сознаться, расспросили обо всем мальчика, с которым они ходили в кино, и выяснили, что остаток денег (1 доллар) был потрачен на солодовое молочное драже. Мы загнали Тома в угол. В конце концов, он признался во всем. Мы сыграли в полицейских и выиграли. Но стоило ли так унижать мальчика? Неужели дело было настолько серьезным, что в этом признании была необходимость? Как только мы поняли, что он нас обманывал, можно было избавить его от этого последнего унижения. Мы могли бы сказать: «Для нас важно, чтобы ты нам не врал. Мы хотим доверять тебе, иначе больше не отпустим одного в кино. Мы тогда будем слишком волноваться за тебя. Если бы ты не соврал нам и признался, что потратил деньги на конфеты, мы бы тебя не наказали так серьезно».

И эта позиция помогла бы завести договор о доверии, а не доводить Тома до слез и упрямства. Мы могли бы запретить ему ходить в кино на неделю, чтобы показать, что перестали ему доверять. Но мы бы не довели дело до конфронтации по принципу «победивший полицейский — униженный преступник».

Зачастую ложь маленьких детей выглядит как хвастовство или небылицы. Сын рассказывает вам, что он лучший игрок в команде, а вы знаете, что он играет неважно; ваша восьмилетняя дочь хвастается, что у нее пять лучших подружек, но вы уверены, что она выдает желаемое за действительное. Такая ложь обычно говорит о том, что ребенку нужна помощь. Вашему ребенку может быть очень не по себе. Как бы то ни было, ребенок хочет привлечь к себе внимание, и вам нужно выяснить, что пошло не так в его жизни. Хотя показать, что ему не удалось провести вас, необходимо, лучше использовать его откровения для того, чтобы выяснить, что же скрывается за такой похвальбой.

Шлепать или не шлепать?

Родители могут отказаться от борьбы с ребенком и сконцентрироваться на том, чтобы установить с ним доверительные отношения. Но родителям все же приходится думать, как наказать ребенка, если они считают, что тот провинился и должен ответить. Правильно отреагировать и на проступок, и на ложь, с помощью которой его пытались скрыть, трудно многим родителям. В таком вопросе, как дисциплина, нет четких правил. Многие родители приводят детей в чувство так, как это делали их родители, за неимением иной модели.

Мэри Бергамаско из Хейворда, Калифорния, была арестована за жестокое обращение с ребенком. Она одела семилетнего сына в костюм свиньи и выставила в таком виде на всеобщее обозрение на лужайке перед домом, прицепив к его одежде надпись (передаю дословно): «Я — грязная свинья, урод — вот кто я всякий раз, когда вру и ворую. Смотрите, как я визжу! Мне связали руки, потому что мне нельзя доверять. Это мне урок на будущее. Смотрите. Смейтесь. Вор. Кража. Плохой мальчик».

Мэри оправдывалась, что мальчик врал и воровал как законченный преступник. Она рассказала, что ее мать наказывала ее точно так же. «Но, — продолжала она, — я не жгла ему руки, как это делала со мной моя мать» [8].

Средства массовой информации освещали эту историю и рассказывали о вмешательстве в нее отца мальчика, который до того виделся с ним лишь пару раз, чтобы добиться опеки над ним. Самое интересное в этой истории то, как разделились мнения людей. Многие считали, что это просто ужасающий поступок, а другие полагали, что это адекватный способ наказания за содеянное. В конце концов, говорили люди, она же его не била.