Пусть порой мы падали духом, но всегда что-нибудь поддерживало в нас бодрость. Однажды, когда солнце стояло высоко и канистры с водой накалились так, что до них нельзя было дотронуться, мы прокапывали себе дорогу вдоль оврага под насыпью и вдруг услышали тарахтенье: мимо проехала маленькая дрезина. Вскоре мы услышали, что она возвращается; в ней стояло человек семь или восемь весело улыбающихся дорожных рабочих. Дрезина остановилась прямо против нас. Один из рабочих выпрыгнул, сбежал с насыпи и подал нам половину холодного как лед арбуза. Никогда ни до этого, ни после я не ел ничего вкуснее ледяного куска этой розовой с зеленым амброзии.
Был случай, когда неожиданный минутный дождь снова погрузил нас в трясину и поблизости не было ни единого дерева, чтобы привязать оставшийся у нас клочок веревки. Сколько мы ни копали, сколько ни кидали веток в грязь, даже выпустили воздух из баллонов, ничто не помогало — нас только засасывало все глубже и глубже. Я уж было решил оставить Элен и идти разыскивать волов, как вдруг к нам подошло шестеро мужчин. Они были в чистых, свежих одеждах и спешили домой после купания. Без единого слова все они полезли в грязь и начали толкать машину. Когда «Черепаха» была освобождена, они не взяли никакой платы, только пожелали нам «Que le vaya bien» и пошли обратно на речку мыться по второму разу.
Но больше всего поддержала нашу слабеющую волю новая встреча с Томасом. Впервые мы встретились с ним в прошлую поездку, когда в темноте никак не могли найти обходного пути вокруг болота. Мы вернулись тогда к травяным хижинам, скучившимся на просеке в джунглях, и попросились к какой-то старушке переночевать. Она приветливо приняла нас, предложила еду, воду и гамаки, и тогда-то мы и познакомились с Томасом, ее старшим сыном. Он был примерно моих лет, строен и черноволос, с блестящими смеющимися глазами. Он сказал, что в соседнюю деревню дороги нет, но, выслушав нашу историю, добавил:
— Ну что ж, я знаю тут одно высохшее русло. Может, вам удастся проехать.
На заре мы двинулись вслед за Томасом. Он прорубал тропинку сквозь густые заросли, срезая траву и тростник, и словно без всякого усилия валил трехдюймовые стволы взмахами своего мачете. С его помощью мы спустились с крутого обрыва, прошли вдоль сухого русла реки и поднялись на противоположный берег, где грунт вдруг осыпался и джип чуть не опрокинулся назад. Томас дюйм за дюймом пробивался сквозь ползучие стебли, вырубая туннель в такой чащобе, что не видно было неба, а мы еле-еле ковыляли за ним. К вечеру сделали крюк в пять миль, обошли болото и вышли на дорогу.
На этот раз мы встретили Томаса на дороге в нескольких милях от его дома. Он с гордостью рассказал нам о жене и о новорожденном младенце, а затем с неменьшей гордостью сообщил, что тропинка, прорубленная им вокруг болота, служит теперь настоящей проезжей дорогой.
— Вы пойдете навестить мою мать и семью, правда? — сказал он.
Я посмотрел на зловещее небо и заколебался.
— Да, — сказал он понимающе, — в этом году дожди будут ранние. Мы ждем их через несколько дней. Вам нельзя задерживаться. Я опять провожу вас.
Так мы второй раз ехали за Томасом, а он обрубал вновь отросшие ветки и расчищал дорогу там, где «Черепаха» не могла пройти. Когда мы прошли эти пять миль, я воспользовался тем, что Томас моет руки в луже, и тихонько сказал Элен:
— Я бы хотел как-то показать ему, что мы очень ценим его помощь. Прошлый раз он оскорбился, когда мы предложили деньги.
Элен на минуту задумалась.
— У вас с ним примерно один рост. Не подарить ли ему одну из твоих рубашек?
Она порылась в шкафу и вытащила трикотажную спортивную рубашку в серо-белую полоску — свой подарок к моему дню рождения.
Когда я протянул ее Томасу, он нахмурился:
— Это что — плата?
— Нет, — ответил я, — это дружба.
Он задумчиво развернул рубашку. Глаза под широкополой соломенной шляпой просветлели.
— Тогда я беру ее как дружбу.
Мы расстались с Томасом и снова потащились по тряской проселочной дороге, отбрасывая камни и форсируя реки; а над нами нависало темнеющее небо, и мы знали, что даже один день дождя лишит нас возможности одолеть намеченный путь. К концу девятого дня мы прошли всего две трети расстояния от Тоналы, но знали, что если добраться до Уистлы, милях в двадцати, то оттуда в Тапа-чулу проведена приличная автомобильная дорога. Элен что-то притихла за последние дни. «Вероятно, просто устала», — думал я.