Лягушачий король

– Я не поблагодарила вас, – с трудом сказала я. – Спасибо. Как вы поняли, где меня искать?

Они переглянулись.

– Мы искали не вас. Только Богуна. Сережа заметил вдалеке силуэт, склонившийся над чем-то, и помчался туда, как сайгак… А потом подоспел и я.

– Спасибо, – еще раз сказала я.

Макар проницательно взглянул на меня.

– Вам нужно поспать. Все закончилось, Татьяна.

Сергей напоследок пожал руку Илье и ушел. Я знаю, в свете всего произошедшего глупо было думать об этом… Но как же я жалела, что он не настоящий жених Кристины и что он больше никогда сюда не вернется!

Сегодня пасмурное утро – впервые за несколько недель. Настоящий осенний день, тусклый, как старое золото.

Я спускаюсь по лестнице.

Раз ступенька.

Два ступенька.

Три.

Люся никогда никого из нас не любила. Мы были для нее лишь ступеньками, по которым все это время она неспешно поднималась к цели. После свадьбы Варвары и Богуна ей не о чем было бы беспокоиться. Жизнь с любимым сыном и женщиной, неуклонно несущей при Люсе свою вахту, – вот чего она добивалась. Мальчик пристроен.

Из столовой доносится звон посуды. Бурчит что-то Виктор Петрович, Ульяна отзывается раздраженно. Остальные едят молча. Значит, не только я проспала…

Все, все полетело в тартарары!

Равнодушие Люси было для всех нас благотворнее, чем давящая, жадная родительская любовь. Мы расцветали под этим ровным спокойным безразличием.

Но вся ее симпатия ко мне не помешала ей бросить меня вчера под колесницу имени Ульяны и Виктора Харламовых. Если бы не частные сыщики, это сработало бы.

Как странно понимать, что человек, которого я считала в этой семье воплощенной добротой, был ею лишь потому, что никого из нас совсем, совсем не любил.

Но она обожала своего сына.

Мне вспомнились их совместные разговоры, тихий смех на двоих, прогулки по саду. А я еще восхищалась тем, что Богун преисполнен почтения к старости! Люся отправила сына уничтожить Галины тетради: боялась, что это дневники, в которых записан подслушанный разговор Люси и Григория.

«Все дело в семейных ценностях», – сказал вчера частный сыщик.

Люся возненавидела Илью после его драки с Богуном. Возненавидела с такой силой, что нанесла ему страшный удар: попыталась разбить нашу семью. И ведь у нее почти получилось!

Если бы Люся единственный раз не изменила себе, если бы не дала волю гневу, оклеветав моего мужа, я бы так ничего и не узнала. Не вернулась бы к ней, не нашла бы доску.

Ох, Люся, Люся…

Я остановилась на пороге столовой и обвела взглядом собравшихся.

Варвара сидит с распухшим от слез лицом. Молчаливая Кристина ковыряет вилкой в тарелке. Ульяна, несмотря на потрясение, напекла с утра блинов – золотая гора возвышается посреди стола. Какие бы удары ни сокрушали эту семью, дети будут накормлены. Вот ее девиз. И в эту минуту я не могу не восхищаться ею.

Я ловлю обеспокоенный взгляд своего мужа. Илья поднимается, идет ко мне – и меня вновь охватывает стыд!

Как я посмела думать, что это он – лягушачий принц из бабушкиной сказки? Я ведь всерьез размышляла, что из-за него оказалась в болотном царстве.

Случившееся с Люсей открыло мне глаза. Вот она, невеста лягушачьего принца, – сидит напротив меня с зареванным лицом. Варвару, а не меня, ждала гибельная трясина! Они утащили бы ее в свое болото, Люся и ее обожаемый сыночек; они не позволили бы ей сбежать; принц рос, раздувался и стал бы наконец лягушачьим королем; а если бы его жена захотела свободы, они утопили бы ее в черной болотной жиже. И никто, никто не смог бы ей помочь!

– Танюша, ты плохо себя чувствуешь? – встревоженно спросил Илья. – Отвезти тебя к врачу?

Я покачала головой.

– Нет. Это просто… последствия вчерашнего.

– Пойдем, налью тебе сладкий чай! Врач сказал, тебе нужно пить сладкое.

– А где дети?

– Уже позавтракали и носятся по дому.

Надо уметь оставаться внутри собственной жизни. А меня год за годом сносит на отмели чужой, словно корабль без ветрил; вот я уже скребу дном по песку незнакомых островов, странных земель, и вокруг звучат речи, смысл которых мне неведом. Я могу думать, что понимаю их, обольщаться схожим звучанием языков, но глубинное содержание ускользает от меня.

Все это обман. Я лгу себе много лет. Нельзя становиться заложником своей любви. Какие бы формы ни принимала ваша добровольная сдача в плен, вы всегда оказываетесь в тюрьме. И в клетке можно найти немало утешений – например, что вы за решеткой вдвоем… Однако теперь я знаю точно, что мое место не здесь.

Я посмотрела на Илью.

«Прости, моя любовь, но дальше ты поплывешь сам».

Он поймал мой взгляд и тепло улыбнулся.

– Таня, как ты себя чувствуешь? – несмело спросила Кристина.

– Лучше, – хрипло сказала я. – Спасибо!

Ульяна покачала головой, будто осуждала меня за что-то.

Мы завтракали, и я видела, что свекровь едва сдерживается. Внутри нее клокотал гнев.

Раздался топот, детский смех, и в столовую ворвалась Ева, а за ней Антон.

– Мамочка, привет!

– С добрым утром, мамочка!

Они вопили и дурачились. Любимые мои мышата, благополучно проспавшие все на свете!

– Я королева! – кричала Ева. – Смотрите все на меня! Я сверкаю!