Попаданка подумала, что не случится ничего из ряда вон выходящего, если она предстанет перед владельцем подобного заведения топлес. Во-первых, этим здесь никого особо не шокируешь, во-вторых, он бывший раб, и, следовательно, настоящей аристократке просто неприлично его стыдиться. Ну, и в-третьих, гей и не интересуется женщинами в сексуальном плане. А вот набедренную повязку лучше оставить. В ней как-то спокойнее.
Сбросив платье, девушка осторожно провела ладонью по гладко отшлифованным липовым плашкам, из которых состояли стенки лохани, убеждаясь в отсутствии заноз, забралась внутрь и вытянула ноги.
— Я уже здесь, госпожа! — преувеличенно бодро вскричал Птаний, заходя в ванную с инструментом, напоминающим ножницы для стрижки овец, в одной руке, а другой прижимая к груди деревянный ящичек с металлическими накладками по углам.
Аккуратно сложив всё на лавку, хозяин дома прежложил:
— Позвольте отодвинуть занавеску, госпожа, чтобы стало светлее.
— Конечно, — кивнула гостья, откидываясь на спинку лохани. — Делайте, как вам удобно, господин Птаний.
Прикрыв её плечи грубым застиранным платком, мужчина деловито уселся на пол и принялся с нарочитой осторожностью расчёсывать изрядно спутанную шевелюру.
— У вас прекрасные волосы, госпожа! Густые, длинные, шелковистые. Право слово, даже жаль стричь такую красоту.
Ника знала, что он врёт самым беспардонным образом, поэтому поспешила перевести разговор на другу тему:
— Среди ваших мальчиков кто-нибудь говорит по-ольвийски?
— Вы можете не опасаться, госпожа, — успокаивающе рассмеялся собеседник. — В доме только я знаю этот язык. Ольвийцы — дикий, отсталый народ с края земли. За всё время, что я здесь живу, они заходили к нам всего несколько раз. Да и то те люди уже давно живут в цивилизованных странах и отказались от своих варварских взглядов на любовь.
— А давно вы здесь живёте, господин Птаний? — прикрыв глаза, спросила девушка.
— Пятый год, госпожа, — вздохнул отпущенник, убирая гребень. — Ах, как же я буду стричь такие чудесные волосы? Мне кажется, я совершаю святотатство, госпожа.
— Но вы же сами сказали, что это необходимо, — проворчала беглая преступница. Приторная любезность владельца публичного дома начинала её раздражать.
— К сожалению, да! — подтвердил он, поднимаясь на ноги. — Сейчас возьму ножницы.
Стараясь погасить нарастающее чувство досады, Ника хотела задать ещё несколько вопросов, но мужчина опередил её, заговорив первым:
— Я родился свободным, госпожа. Но едва достиг возраста семи лет, мать продала меня одному доброму господину. Мой первый хозяин, память о котором я буду чтить всю свою жизнь, говорил, что она была продажной женщиной и не знала даже имени моего отца. Господин Велер обожал меня, и я рос в любви и неге. Он выучил меня грамоте. Вечерами мы вместе читали стихи известных поэтов и сочинения мудрецов древности. Хозяин даже приглашал наставников, дабы преподавать мне хорошие манеры и иностранные языки. Это благодаря его заботам я отлично изъясняюсь на либрийском и даросском, знаю банарский, ольвийский и даже немного понимаю келлуан. Чуть поверните голову, госпожа. Вот так.
Какое-то время он молча лязгал ножницами, изредка помогая себе гребнем.
— Но увы, — наконец продолжил Птаний. — Кроме меня, господин любил ещё и гонки колесниц. Однажды он сделал крупную ставку и проиграл очень большую сумму. Ему пришлось продать даже домашнюю обстановку, но денег все равно не хватало.
Рассказчик тяжело вздохнул.
— Тогда он продал вас? — прервала затянувшееся молчание девушка.
— Увы, госпожа, — скорбным тоном подтвердил собеседник, тут же с жаром заговорив: — Но не кому попало! Велер позаботился о моём будущем! Я стал императорским рабом. Конечно, моя жизнь сильно изменилась. Приходилось много работать. Другие невольники — грубые жестокие мерзавцы, зная, как хорошо я жил до попадания в Палатин, завидовали и постоянно меня обижали. Но всё же я благодарен небожителям за то, что они привели меня во дворец. Там я встретил его высочество.
Мужчина вновь вздохнул, но на сей раз мечтательно и томно, а слушательница внезапно явственно ощутила болезненный укол ревности: "Так вот кто здесь в любовниках у Вилита! Интересно, они ещё… поддерживают отношения?"
То ли уловив её раздражение, то ли сообразив, что сморозил лишнее, рассказчик торопливо заговорил, видимо, стараясь сгладить неприятное впечатление от своих слов.
— Я очень недолго прожил в Палатине, госпожа. Меня продали сюда, господину Илуру Птанию Онуму. Хотя он был хорошим человеком, но поверьте, госпожа, дела в заведении шли не должным образом, и я приложил немало усилий, чтобы всё исправить. По достоинству оценив мои старания и способности, господин Птаний сначала сделал меня отпущенником, а потом усыновил.
Шмыгнув носом, он прерывисто вздохнул.