— У них что тут гостиница? — обернувшись, спросила она у Риаты. — Или постоялый двор?
— Наверное, это артисты, госпожа, — пожала плечами невольница. — Обычно они где выступают — там и живут.
— Удобно, — усмехнулась Ника, но пошла не туда, а к каменной арке с богатой резьбой, которая вела к местам для зрителей. Увы, но проход перекрывали хрупкие, двустворчатые ворота, из-за которых доносились плохо различимые голоса. Подойдя ближе, она разобрала, что кто-то медленно, нараспев читает стихи.
«Репетируют», — уважительно подумала девушка. Ей вдруг ужасно захотелось узнать, как это делается в Канакерне.
Воровато оглянувшись, она приникла к щели меж плохо подогнанных досок. На площадке, выложенной шестиугольными плитами, стоял молодой человек в застиранном хитоне, и картинно воздев руки к небу, жаловался Диоле на неразделённую любовь. Несмотря на некоторый надрыв, декламировал он с большим, даже чрезмерным чувством.
— Госпожа! — тихо окликнула её рабыня.
К молодому актёру устремился пожилой коллега с пухлым, чисто выбритым лицом, и приобняв за плечи, принялся утешать, но почему-то от имени матери.
Путешественница вспомнила, что все женские роли здесь играют мужчины.
— Госпожа Юлиса! — повторила Риата.
Поморщившись, та оторвалась от занимательного зрелища и увидела явно направлявшегося к ним сурового раба в густо украшенной заплатами тунике и с кое-как обмотанным тряпками ошейником.
— Отойдите от ворот, госпожа, — вежливо, но настойчиво попросил невольник. — Нельзя подглядывать. Хотите посмотреть, госпожа, приходите на представление.
Манера держаться, тон, каким он разговаривал, показались столь необычными, что нащупав за спиной рукоятку кинжала, Ника, зло усмехнувшись, сощурилась.
— Не слишком ли ты смел, раб?
— Не я, госпожа, — поклонившись, поспешно возразил мужчина. — А господин Приск Грок, который надзирает за театром от имени Мерка Картена. Его именем я прошу вас уйти.
Лицо его приобрело ещё более непреклонное выражение. Девушка заколебалась. Уходить не хотелось, но речь невольника звучала конкретно и логично. Он лишь орудие в руках своего хозяина. За все его действия отвечает господин. Таковы суровые реалии рабовладельческого строя.
Вздохнув, путешественница сделала шаг в сторону, но тут послышался громкий, раздражённый голос, показавшийся смутно знакомым.
— Ну, что ещё такое? Рагул, где ты ходишь, пьяный бездельник?! Почему нам мешают разучивать драму великого Сватория Скепсийца?!
— Тут какая-то девушка подглядывает, господин Гу Менсин, — отозвался раб.
— Девушка? — с явной заинтересованностью переспросил театральный деятель, и тут Ника вспомнила, что слышала его на вечере у Картена. Он там читал какое-то слезоточивое стихотворение.
Раздался звук шагов, звяканье засова, скрипнули петли, и из-за створки высунулась любопытная физиономия, украшенная пышной бородой.
— Вот, господин Гу Менсин, — кивнул невольник на возмутительницу спокойствия. — Я уже предупреждал, что подсматривать нельзя. Уходите, госпожа, не отвлекайте господ актёров. На представлении всё увидите.
Мужчина окинул её оценивающим взглядом, и чуть выставив вперёд правую ногу в сандалии с рваными ремешками, надменно вздёрнул густо заросший подбородок.
— Что привело вас сюда, госпожа?
Путешественница с трудом удержалась от улыбки: «Ну прямо уставшая от поклонников звезда». А вслух сказала:
— Любопытство, господин Гу Менсин. Я ещё ни разу не видела театр.
— Вот как? — удивился собеседник. — Так вы не из Канакерна?
— Нет, — покачала головой девушка. — Я издалека.
— Тогда позвольте узнать ваше имя? — глазки артиста заблестели как у кота, углядевшего бесхозную миску сметаны.
— Ника Юлиса Террина.
— Странно, но я его от кого-то уже слышал, — задумчиво пробормотал бородач. — И совсем недавно.
— Быть может от консула Картена? — подсказала она. — Я как раз гощу у него дома.
— Ну, конечно! — бархатисто зарокотал Гу Менсин, расплываясь в широкой, радушной улыбке и тут же насторожившись.
— Но я недавно был у него, а вас не видел.
— Зато я прекрасно помню, как вы великолепно читали, — сделала девушка комплимент и продекламировала по памяти.
— Да! — улыбка вернулась на лицо артиста.
— Прошу вас! — он радушно распахнул перед ней ворота, цыкнув на заметно оробевшего раба. — Пошёл вон!
Пройдя коротким коридорчиком и оглядевшись, путешественница подумала, что больше всего это место похоже на цирк. Только ряды скамеек для зрителей поднимаются здесь не так круто, под ногами грелся на солнце гладко отёсанный камень, а не опилки, да вместо полотняного, над головой вздымался небесный купол. Сходство усиливало отсутствие сцены. Хотя небольшое возвышение всё же имелось. Не более трёх-четырёх метров длиной и шириной чуть больше полутора.