Лягушка-путешественница (СИ)

— Когда узнал, что наш варвар никого не узнал, расстроился очень, — вновь стала обстоятельно докладывать женщина. — Сказал, что расскажет всё господину, а дальше пусть он решает. Но если что надо будет сообщить, этот парень к нам придёт будто бы по делу и мне скажет.

— Ясно, — хмыкнула девушка.

Риата, нерешительно потоптавшись, бросила на неё странный, будто оценивающий взгляд и робко пробормотала:

— Прости свою глупую рабыню за дерзкие слова…

— Что ещё? — нахмурилась путешественница, и видя нерешительность собеседницы, усмехнулась. — Говори, не бойся. Ну?

— Вы, госпожа, молоды и прекрасны, словно богиня утренней зари, — тихо начала невольница, в волнении облизав губы кончиком языка. — Отец передал вам все свои знания, научил разным мудрым наукам… Только не гневайтесь, госпожа, мужчины ничего не понимают в женских делах.

«Это она к чему?» — несколько растерялась хозяйка, но вновь решила набраться терпения и выслушать до конца.

— Господин Факр тоже молод, красив, как Нолип, и силой подобен Карелгу.

Ника нахмурилась. Неужели рабыня догадалась о её чувствах к десятнику конной стражи?

— Зурк говорил, вы очень нравитесь его хозяину…

Девушка вздрогнула, никак не ожидая услышать нечто подобное. Сердце вдруг затарахтело, словно электрическая швейная машинка. Стараясь сохранять невозмутимость, она натужно усмехнулась.

— Мало ли что там рабы болтают. У него невеста есть.

— Сейчас-то нет, и неизвестно когда ещё будет, — лукаво стрельнула глазками собеседница. — Зурк — парень не глупый, просто так разговор заводить не будет… И вам господин Фарк по сердцу…

«Плохая из меня актриса, — грустно подумала путешественница. — И детектив никудышный».

— Пусть так, и что? У Румса отец с матерью, невеста, а у меня никого, кроме родственников, которые даже не знают о моём существовании. Да и не собираюсь я здесь замуж выходить.

— То воля ваша, госпожа, не моего рабского ума дело, — скромно потупила глазки Риата. — Только, если прикажете, я верное средство приготовлю, чтобы свидания ваши одну радость приносили и никаких неприятностей. Я уже и травы нужные приглядела в лавке Тус Райма. А сварить да слова нужные сказать, сама сумею не хуже лекаря.

Ника буквально физически почувствовала, как лицо наливается краской. Впервые в этом мире растерянность и возмущение оказались так велики, что не смогли оформиться не только в слова, но даже в мысли. Однако, разум тут же буквально затопила волна негодования: «Вот батман! Да она с дуба рухнула! Меня с собой равняет проститутка дешёвая… Чтобы я с первым встречным мужиком…»

Пальцы с хрустом сжались в кулаки, и по мере того, как краснела физиономия хозяйки, невольница стремительно бледнела, втягивая голову в плечи на манер испуганной черепахи.

«Разве Румс первый встречный? — внезапно прорезала мозг первая здравая мысль. — Скольких я уже отшила с различными последствиями? Одинокий Орех, Глухой Гром, сам Картен… Но только этот парень сумел понравиться, может, даже сам того не желая».

Она вспомнила, как совсем недавно радовалась тому, что не безразлична десятнику конной стражи… И при чём тут Риата? Ну, сказала и сказала. Что же, теперь морду ей бить за это?

Подобные соображения промелькнули, словно искра между шариками электрофорной машины на уроке физики, и девушка, слегка опомнившись, успела подхватить невольницу, не дав ей рухнуть на колени.

— Стой, не падай.

— Прости рабу глупую, добрая госпожа, — растерянно и жалко лепетала женщина, глядя на хозяйку испуганно вытаращенными глазами. — Не иначе сама богиня Исми меня за язык дёрнула…

— Не части! — поморщилась путешественница, внезапно подумав со знакомым бесшабашным отчаянием. — «А почему нет?»

После того, как насильники искалечили тело и растоптали душу, после предательства того, к кому Виктория Седова тянулась со всей своей первой неуклюжей влюблённостью, сама мысль о близости с мужчиной не вызывала ничего, кроме страха и отвращения. Только Румса ей впервые захотелось поцеловать… Но что, если этим всё и ограничится? Вдруг то, что должно доставлять радость, принесёт только боль и разочарование? Ника вспомнила тёплое ощущение сильных рук на плечах. Вот батман! Ей двадцать лет. По местным меркам — уже не первой молодости, а по крайней мере — второй. Даже дома, в своём мире, она считалась бы уже вполне самостоятельной. Но вот так признаться Риате в том, что не прочь переспать с Румсом… как-то не хотелось.

Девушка открыла рот, чтобы прочитать напряжённо застывшей невольнице короткую лекцию о своём аристократическом происхождении, чести славного рода младших лотийских Юлисов и тех исключительно высокоморальных принципах, придерживаться которых учил её отец. Но вовремя сообразив, как глупо это прозвучит, тихо сказала:

— Готовь своё зелье. Так… на всякий случай. Дорога дальняя… Всякое может случиться. Денег дам вечером, завтра купишь всё что нужно. Сейчас иди на кухню поешь. Я велела, вам там оставили.

Резко повернувшись, она почти бегом бросилась в свою комнату. Требовалось срочно успокоиться и взять себя в руки. Нельзя, чтобы хозяева дома или их рабы увидели её с такой рожей.