Лягушка-путешественница (СИ)

— Вы заметили лишь то, что вам показали, — наставительно проговорила путешественница. — Ноор Учаг приходил к вашему отцу просить отсрочить долг человека, о котором господин Картен очень не любит вспоминать. Особенно дома.

— Откуда вы знаете? — всхлипнула дочь морехода, вероятно догадываясь, о ком идёт речь.

— От господина Фарка, — объяснила Ника. — А ему рассказал сам Ноор Учаг. Спросите у жениха, он расскажет подробности.

— О небожители и все демоны Тарара! — вскричала собеседница, сжав кулачки, так что побледнели костяшки пальцев. — Подлец! Негодяй! Ненавижу! Пусть будет проклято чрево, породившее эту бешеную ядовитую змею!

«Мы, женщины, можем простить многое, — с грустью думала путешественница, краем уха слушая гневную речь бывшей пленницы. — Но простить предательство труднее всего. Если вообще возможно».

Внезапно её размышления прервало демонстративное покашливание Орри. Встрепенувшись, Ника бросила тревожный взгляд на ганта. Вместо ответа тот кивнул головой, указывая вперёд. Приглядевшись, она заметила приближавшуюся повозку.

— Прикройте лицо, госпожа Картен, — ещё не зная для чего, попросила Ника дочь морехода.

— Зачем? — испуганно спросила та.

— Вы дочь известного человека, — стала объяснять ей и себе путешественница. — Вдруг вас кто-то узнает? Хорошо, если раб, на него можно не обращать внимание. А если свободный? Станет вопросы задавать. И что мы отвечать будем?

— Понимаю, — пряча глаза, кивнула Вестакия, и сжавшись в комок, плотно закуталась в накидку, оставив лишь щёлочку для глаз.

Ника подтянула к себе дротики и копьеметалку. Вскоре она смогла рассмотреть сложенные корзины, две фигурки на тележке и шагавшего рядом кряжистого мужчину, погонявшего осла длинной хворостиной. В ожидании неизбежных с её точки зрения вопросов путешественница поморщилась, лихорадочно пытаясь придумать, что соврать на этот раз?

Через какое-то время она разглядела, что впереди сидит немолодая женщина в расшитом, но сильно застиранном платье и мальчик с зажатой в руке солёной рыбиной. При виде которой пить захотелось ещё сильнее.

Судя по отсутствию ошейников или табличек — это свободные люди. «Крестьяне с базара домой возвращаются», — мысленно продекламировала попаданка на русском. Она замерла в ожидании приветственных возгласов. Но люди молчали, подозрительно поглядывали то на неё, то на осла.

«Неужели узнали скотину? — с тревогой подумала Ника. — Вот батман! Что делать, если вдруг остановятся? Ладно мужик один, жена с ребёнком — не в счёт. Вдвоём с Орри как-нибудь отмахаемся».

Однако мужчина и женщина помалкивали. Мальчик хотел что-то сказать, но мать цыкнула на него и вновь застыла с каменным лицом. Беря пример с хозяев, ослы тоже подчёркнуто игнорировали друг друга, гордо буксируя каждый свою повозку.

Заметив, что взгляды встречного семейства переместились с животного на тележку и её пассажиров, путешественница отвернулась, и только когда скрип чужих колёс стал удаляться, посмотрела им вслед. В задней части повозки кроме пустых корзин, мешков и узлов на куче соломы покоились две амфоры, судя по раскраске, с бангарским вином.

«Вот батман!» — взвыло измученное жаждой нутро Ники, заставив её забыть об осторожности и спрыгнуть на дорогу.

— Остановитесь во имя Нутпена! — вскричала она, вспомнив услышанное как-то на базаре обращение.

— Что вам нужно, госпожа? — недружелюбно отозвался мужчина, рывком за оглоблю заставив осла остановиться.

— Продайте, пожалуйста, одну из амфор с вином, — с трудом улыбаясь пересохшими губами, попросила девушка. — Дорога дальняя, а день жаркий.

— Вы хотите пить, госпожа? — вскинул кустистые брови собеседник. — Так ведь…

— Конечно, госпожа, — перебила его женщина, бодро соскочив с повозки. — Возьмите. Только не обессудьте, заплатить придётся чуть больше, чем в Канакерне. Себе на праздник везли.

— Понимаю, — грустно вздохнула путешественница и поманила Риату, с тревогой наблюдавшую за ней с тележки.

— Пять риалов, — небрежно бросила женщина, деловито выбирая, какую из двух амфор продать случайному покупателю.

— Сколько?! — охнула Ника, чувствуя, как в душе жажда насмерть сцепилась с жадностью. — да вы что?! Это же бангарское, а не аржейское!

— Не хотите, как хотите, — небрежно пожав костлявыми плечами, собеседница, усевшись на солому, небрежно махнула рукой. — Поехали, Детев. Зря только останавливались.

— Четыре! — в отчаянии прохрипела путешественница. — Четыре риала за тридцать дебенов дешёвого пойла! И это моё последнее слово!

— Уж и не знаю, — ханжески вздохнув, женщина вопросительно посмотрела на супруга. — Разве что по доброте душевной. Себе в убыток.

Мужчина кивнул, пряча насмешливую ухмылку в густой бороде, а вот их отпрыск откровенно потешался. Его лицо покраснело, щёки надулись от еле сдерживаемого смеха.

— Кошелёк! — приказала девушка, протянув руку, в которую рабыня тут же вложила их тощую мошну. Там как раз оказалось ровно четыре серебряных кружочка и семь медяков.

— Вот! — Ника с силой хлопнула монеты в тёмную, загрубелую ладонь крестьянки и вырвала у неё из рук амфору.