Лягушки

А он уже полагал, что при случае попытается снова побывать в Среднем Синежтуре. Хотя бы для того, чтобы рассмотреть костяную пороховницу в музее при Башне. А может, и ради совсем иных ценностей и сюжетов.

С растяжек и укреплённых на домах щитов смотрела на граждан отчаянная бой-девица в красном гусарском костюме и саблей указывала на запад: "В Москву! На театральные фестивали! В Авиньон! В Эдинбург!"

Кто отпустил деньги на свежие для Синежтура культурные лозунги — городские ли власти или просвещённые меценаты, Ковригин выспрашивать у китаянки не стал. Да она могла ни о чём и не знать…

В одно из мгновений финального объезда Каменной Бабы Ковригину померещилось порхание над Каллипигой полуголого (в шкуре, отросшей всё же на бёдрах в ожидании холодов) существа, возможно, летучего охранника. И будто бы свирель звучала…

Померещилось, решил Ковригин.

Минут через сорок прикатили к колючей проволоке с будками и сторожевыми вышками, и это была явно не пристань Журино. Большая Река рядом не протекала. И угадывалось, что главный въезд в пространства запретной зоны находится в ином месте, а здесь имеются лишь служебные помещения и проезды.

Алина предложила Ковригину погулять полчаса, размять ноги, а когда подъедет автомобиль, вернуться к ним.

Подъехала "Нива", из неё выскочил ловкий молодой человек, чмокнул Алину в щёку, и та махнула Ковригину рукой: мол, поспешайте.

Подойдя к автомобилю, Ковригин не обнаружил рядом с Алиной и её ухажёром китаянки. Стояла у "Нивы" простенькая продавщица мелочей с рынка в бежевом платочке, протянула Ковригину бумажный кулёк с жареными семечками.

Если помните, Ковригин и предполагал, что китаянку, пусть она даже и при чисто выправленных бумагах, на секретный объект не допустят. "Конспираторы!" — усмехнулся Ковригин. А сам-то кем он был теперь?

Прилётный рёв зелёнобокой машины, рассекающей просторы пятого океана, вызвал гул земли, напряжение барабанных перепонок Ковригина и желание выгнать из ушей жёлтую дрянь, называемую серой. Спички с этой серой вряд ли бы возгорели.

— Ну, всё! — Алина расцеловала торговку семечками. — Лягушка-путешественница! А вы уж, Александр Андреевич, сохраните Лену в целостности…

— И невинности! — сказал Ковригин. — Непременно! Но почему она вдруг лягушка? Никакие сказки в нашем случае неприемлемы. Я тогда — кто?

— Я так… Александр Андреевич… — смутилась Алина, — сморозила от волнения…

— Хватит волнений и лирики, — заявил водитель "Нивы". — Времени у нас двадцать минут. А потому быстрая смена диспозиций!

— Есть, Анатолий! Есть! — отчеканила Алина, гибкая, сильная, каучуковая в своей чёрной униформе, вскочила на рокерский трон и, приподняв левую руку в ритуальном приветствии, унеслась по примятой утренними холодами траве к бетонному тракту.

Анатолий, имя вычислилось из обращения Алины, резко, без слов, но жестами и с применением рук усадил девушку в бежевом платке и Ковригина на заднее сиденье "Нивы", а потом и натянул им на лица полумаски с прорезями для глаз.

При этом Ковригин будто бы и задремал.

Проблески соображения и способность видеть вернулись к нему внутри летательного аппарата, и аппарат этот, несомненно, летел. Не только летел, но и заставлял Ковригина подскакивать и ударяться то плечом, то головой о железную планку, крашенную в зелёную армейскую необходимость. Над железякой этой круглился иллюминатор, и в нём неслись клочья облаков. Рядом с Ковригиным на железной же лавке сидела, закрыв глаза, женщина, лоб её был прикрыт платком, и Ковригин принялся соображать, зачем она здесь (как и он тут зачем) и кто она такая. Ему вдруг почудилось, что это аховая байкерша Алина, и ему стало приятно от того, что рядом с ним приместилась именно Алина. Теперь он подумал, что нутро летательного аппарата способно упрятать в себе футбольный стадион (не "Руслан" ли это?), стояли здесь прикрытые маскхалатами, свойственных случаю размеров, видимо, изделия синежтурских обозостроителей, и летели они в дальние страны, имевшие в своих карманах деньги на оплату серьезных изделий.

— Мы летим? — спросила соседка Ковригина по железной лавке, и Ковригин понял, что никакая это не Алина (да и зачем той изменять своему транспортному средству?), а Леночка Хмелёва.

— Летим, — сказал Ковригин, сразу почувствовав себя опекуном или даже чуть ли не отцом легкомысленной девчонки, — через час, ну, может, попозже будем где-нибудь под Москвой…

А что, если путешественница наша, озарило вдруг Ковригина, вовсе и не Москву заказала местом проживания, а, предположим, Лос-Анджелес? Или, что уж совсем плохо, их перевозчик изделий под маскхалатами и на гусеницах имеет целью не аэродром в Чкаловском, а какой-нибудь грязный городишко в Южном Судане или на острове Калимантан?