Песнопения четвертого и шестого акынов показались Свиридовой странными. А в публике они вызвали оживление. Песнопения были выслушаны с аплодисментами. А ясновидящая Алиса встала, поправила шаль на груди и заявила:
– Он идёт к Джаркенту.
Вторая ясновидящая опять с удивлением посмотрела на Алису и молча распустила черную косу. Возможно, это был жест несогласия или даже протеста, но роспуск косы на общее мнение не повлиял. Шёпотом или звонким звуком теперь раздавалось в зале: «К Джаркенту! Конечно, к Джаркенту!» Роза Екимбаева переводила Свиридовой слова песнопений в некоей растерянности. В словах этих не было упоминаний ни о пропавшем Ковригине, ни о пути Абая, не было и каких-либо подсказок о неизвестном Свиридовой Джаркенте, и лишь мимоходом воспевался одинокий верблюд старика Абсалямова. Зато речь в них шла о природных явлениях последних дней в районе Аягуза, как будто бы пустяковых. Однако публика сразу же уловила в них важнейшие смыслы. «Эти Джамбулы, – сказала Екимбаева, словно бы извиняясь перед Свиридовой, – поют о своём, а толковать их берутся кто как хочет… Прежде отряжались целые бригады переводчиков и толкователей…» – «Что это за Джаркент?» – спросила Свиридова. «Городок на границе с Китаем. Джаркент-Жаркент… Бывший Панфилов… Но до него от нас километров двести. Какие интересы там могут быть у вашего… то есть у Ковригина?» – «Не знаю, – сказала Свиридова. – И они ведь не пели про Джаркент». Под сомнением у неё был теперь не только Джаркент, но и сам Аягуз. Не подшутили ли над ней чистильщики обуви в Синежтуре? И что за харя наблюдала за ней из-за колонны в ресторане «Лягушки»? Единственно, что приободряло Свиридову, так это пока не отмененные сведения о двух тетрадях в клеточку. «Они пели, – сказала Роза Екимбаева, – о сдвиге ветра, о смещении полетов птиц, о вставшей траве, о кувырканиях в воздухе кондоров, о небесной музыке, о скором прилёте нездешнего корабля с железными боками и с пивом в буфете…» – «Ну, насчёт корабля это понятно, – рассудила Свиридова, – в соседней области – Байконур. А небесную музыку исполняли, случайно, не на африканских вувузелах?» Екимбаева расстроилась, чуть ли не расплакалась, пробормотала: «Небесную музыку издавала свирель, большая, как оркестр…» – «Извините, Роза! – спохватилась Свиридова. – Я не хотела вас обидеть… Просто я в унынии. И не могу понять, при чём тут Джаркент?..» – «В зале, – сказала Екимбаева, – растолковали так. Увядшая, засохшая уже трава встала, и будто бы стебельки её потянулись на юго-запад, а там Джаркент. Птицы обычно облетали Джаркент, а нынче они охотно планируют к нему. И ветер туда дует. И кондоры, коих прежде здесь и не видели, кувыркаются и балуются в воздухе, будто опьяненные небесной музыкой, именно к юго-западу от Аягуза. Тут и ясновидящими не надо быть, чтобы ощутить, куда идёт Ковригин и где происходят его нравственный подъём и духовное просветление».
– Ну, если всё так… – задумалась Свиридова.
– Всё именно так, замечательная Наталья Борисовна! – воскликнула Екимбаева.
– Ну, если всё так, – уже решительно сказала Свиридова, – надо мне поскорее добывать какой-нибудь вездеход и отправляться вдогонку за Ковригиным. Просветление просветлением, а условия контракта торопят.
– С вездеходом проблем не будет, – сказала Екимбаева. – И надо подобрать толкового проводника.
Сбор можно было признать завершённым, и Свиридова поблагодарила всех, принявших в нём участие. Особенно акынов с их замечательными музыкальнопоэтическими импровизациями. Акыны четвёртой и шестой бороды, выслушав Свиридову, стояли гордые и будто бы победившие в сегодняшнем айтысе.