Лягушки

– Странно, странно, – сказал Ковригин. – Кто же меня с мраморов восточной бани шелобаном отправил из Синежтура в Аягуз?

– Не знаю. И судить не берусь. Сам оценивай свои дурости. Жди на днях.

64

Заявился Дувакин, не объявив времени посещения одурманенного в Синежтуре шелобаном товарища. А у Ковригина была с инспекцией сестра Тереза. В прихожей Дувакин снял велюровую шляпу, а был морозец, остался в мешковатом, буром в полоску костюме чиновника шестидесятых годов, вошёл в гостиную-кабинет Ковригина, стал расчёской поправлять примятые в дороге волосы… И вскрикнул:

– Тонечка!

– Здравствуй, Петя, – сказала Антонина.

– Я к Саше ненадолго, – поспешил соврать Дувакин. – Минут на пять по текущим делам. И уйду.

А сам держал в руке «кейс», явно нагруженный предметами для долгого сидения.

– Петечка, это я сейчас уйду, – сказала Антонина. – Инспекцию провела, больной готов к скорой выписке, провизия есть, а у меня дома…

– Малые дети, – подсказал Ковригин.

– Тебе пить-то разрешается? – спросил Дувакин.

– Всю дорогу в степи силы мои поддерживал напиток Диониса из баклаги Пана-Силена, – сказал Ковригин.

– Тогда не будем нарушать традицию, – обрадовался Дувакин.

Закуски Натальи Борисовны на этот раз не вызвали протестов у пищевого тракта Ковригина.

– Ты деньги получил за синежтурские спектакли? – спросил Дувакин. – Или ходишь сытый воздухом, как питерский гений Перельман? Нас-то – ладно! А театр-то зачем обижать?

– Батюшки-светы! – воскликнул Ковригин. – А я из-за последних поездок и впрямь забыл получить!

– Ты, может, и права на пьесу не оформил?

– Вот права-то мне как раз оформлены, и документы присланы с курьером.

– Что значит «мне оформлены»? Ты не сам, что ли, занимался делами в Авторском обществе? А кто?

– Мой литературный секретарь.

– Ты уже завёл литературного секретаря! Шустёр! И кто же она такая?

– Очень деловая и романтическая женщина, – сказал Ковригин.

– Ну, это понятно! – усмехнулся Дувакин. – А по имени?

– Лоренца Козимовна Шинэль, – отчего-то волнуясь, произнёс Ковригин.

– Ты мне заморочил голову, – воскликнул Дувакин, – этой самой Лоренцой Козимовной, таких имён и быть не может!

– А ты мне заморочил голову Полиной Львовной Быстряковой. А по-моему, Лоренца Козимовна и Полина Львовна – одна и та же личность.

– То есть?

– А то и есть.

– С чёго ты взял?

– Знание мира и его муравьёв. Не знаю только, почему такой интерес проявлен именно ко мне…

– Ты всегда производил впечатление, – вздохнул Дувакин, – на женщин.

– Тут иной случай, – покачал головой Ковригин, – тут какое-то усердие с намерением. То ли испытать меня. То ли поощрить за что-то мне не известное. То ли употребить в каком-то хитроумном опыте. Но я не желаю сделать опасной жизнь близких мне людей.

«Лягушки – вспыхнула в сознании Ковригина строка из Большого Энциклопедического словаря, – лучшие лабораторные ж-тные…»

Но он-то никогда не соотносил себя с лягушками.

Или натура его удостоилась высокой лабораторной чести?

– Ладно, оставим в стороне твои догадки, – сказал Дувакин, – я здесь не советчик и не разгадыватель странных тайн. И не мне оценивать Полину Львовну Быстрякову и уж тем более какую-то фантастическую Лоренцу. Но всё это надо переварить.

На переваривание ушло полчаса со звоном стекла и чмоканием лимонных долек. Но в Дувакине никакого движения мыслей не произошло.

– Стало быть, – сказал Дувакин, – оформление твоих прав на «Веселие царицы Московской» с участием литературного секретаря Лоренцы вышло воздушным и зыбким. Завтра же явись на Бронную и перепроверь подписи, даты, формулировки.

– Придётся! – вздохнул Ковригин. – Но я верю в порядочность Лоренцы Козимовны.

– И дурак! – оценил Дувакин. – Блинов, возможно, её давно перекупил.

– Откуда у Блинова деньги? – засомневался Ковригин.

– Ты недооцениваешь Блинова. Для тебя он – кислый студент, неудачник, в отношениях с женщинами в частности, попрошайка и мелкий мошенник. Ты привык его жалеть. А для многих он – русский богатырь, новый Макс Волошин, волосом и шириной плеч – именно Волошин, но с дерзостью от Бакунина, и, конечно, талантище. К нему потихоньку привыкают, начинают любить за щедрость натуры и начинают верить, что он-то и написал «Маринкину башню».

– Погоди, – сказал Ковригин, – откуда у этого нищего вышибателя слёз деньги на щедрость натуры?

– Потом выскажу предположение, – сказал Дувакин. – И не лезь со своей болтовнёй, мешаешь добраться до сути дела.

Выпили. Закусили. Приблизились к сути дела.

– Так вот, – сказал Дувакин. – Блинов сменил тактику или даже стратегию действий. Раньше он скандалил, чуть ли не столы переворачивал в присутственных местах, суды запугивал, приходил туда с чёрными котами, а однажды даже и с рысью на цепи. Теперь он притих, стал для публики артистом с жестами и нарядами живописца, любезен с чиновными дамами разных значений и возрастов, и особенно с теми, кто потерял возраст. И главное, он носит в Авторское общество синопсисы и их там узаконивает. Приносит он туда также резюме и суммаре. Ты хоть знаешь, что такое синопсис, резюме и суммаре?