— Неужели? Я же оставила тебя у доктора вьерха после того, как мы… после твоего первого раза. — Она цедит слова, зло, яростно. — Не думаю!
У меня такое чувство, словно меня накрыло волной и потянуло на самое дно.
— Я не бросал тебя, — я опускаюсь на корточки рядом с ней. — Отец увез меня, предварительно раскатав по полу, и очевидно, после предложил тебе сделку. Что он тебе сказал? И почему ты поверила ему, а не мне?
— Что он мог сказать? Что девчонка из трущоб не пара его сыну. Я и так это знаю. Ты тоже. Предложил деньги.
— Которые ты куда-то дела.
— Никуда я их не девала! — запальчиво выдает Мэйс. — Сдались мне его деньги! Пусть катится с ними к едху!
— Ты их не взяла, — понимаю я, и головоломка складывается в единую картинку. Вряд ли бы отец поскупился. Это объясняет, почему квартиру и одежду Мэйс оплачивает Дженна и «любовник». Но не объясняет другие вопросы. В частности, при чем здесь управляющая «Бабочкой».
— Я этого тебе не говорила, — пьяно бормочет Вирна и собирается лечь прямо на кафеле.
— Мэйс, это не лучшая идея. Спать удобнее в постели, а не в туалете.
Я помогаю ей подняться и веду обратно в комнату. Но при виде кровати, она начинает упираться:
— Я не буду спать в твоей постели.
— Почему?
— Потому что там спишь ты!
— Я не стану тебя касаться. Я все еще помню, что ты можешь меня поджарить, так что можешь чувствовать себя в безопасности, — я все-таки подталкиваю ее в нужную сторону. — Ты ведь знаешь, из-за чего у тебя такая реакция на въерхов?
— Знаю.
— Из-за чего?
— Это секрет.
— Я понял. Но ты можешь доверить его мне.
Вирна едва держится на ногах, и, кажется, с трудом соображает, но в свою тайну вцепляется будто спрут всеми щупальцами. У меня ощущение, что она даже на миг трезвеет, когда речь заходит об этом секрете.
— Нет.
Нет так нет. Узнаю сам!
— Надо снять платье, — говорю я.
Куртку Мэйс потеряла по пути в ванную, и теперь она валялась на полу.
Я касаюсь молнии на ее спине и задеваю пальцами кожу. И тут же отдергиваю пальцы под шипение Вирны.
— Прости, Мэйс. Прости. Придется спать так.
Она не против, потому что ничком падает на постель. Осторожно, чтобы не коснуться кожи, переворачиваю ее на спину.
Мэйс спит.
Крепко.
Она практически стерла макияж полотенцем, но даже с растекшейся тушью выглядит красивой и ранимой. Если Лира права, и Мэйс готовилась ко встрече со мной, ей удалось меня зацепить. Возможно, поэтому я повел себя так, так повел.
Мне хочется коснуться Вирны, но я вовремя себя останавливаю.
Поднимаюсь и звоню Карринг.
— Дженна, добрый вечер. Это Лайтнер.
— Добрый вечер, Лайтнер.
— Я вынужден взять сегодня выходной, потому что не могу выйти на смену. — Я решил говорить правду. Или полуправду. — Мой друг сильной заболел, и мне необходимо посидеть с ним.
Очень пьяный друг.
— Я могу выйти в любую другую ночь.
Если конечно после такого Дженна захочет со мной работать.
— Хорошо, — неожиданно соглашается управляющая. — Но учти, что все это повлияет на твое прохождение испытательного срока и мое решение по этому поводу.
— Я это понимаю, и постараюсь больше не допускать подобного.
— Пусть твой друг выздоравливает, а ты выйдешь завтра. Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Меня не уволили, и это уже хорошо.
В моей постели спит девушка-загадка, к которой я даже не могу прикоснуться — это сомнительно хорошо.
То, что я продолжаю сходить по ней с ума — это хидрец.
Я настолько увлекаюсь самокопанием, что сначала не замечаю, что зажег огонь въерхов. Меня всегда успокаивало перекатывание огня с одной ладони на другую, и вот сейчас я сделал это на автомате. Я бы не замечал это и дальше, если бы не странное покалывание кожи. Жжение, переходящее в прохладу.
Я смотрю на собственную ладонь: и первый ожог, и второй будто растворились благодаря моей силе.
Что за едх?
Хотя едх тут ни при чем.
Секрет Мэйс. Вот где разгадка.
И я буду не я, если его не выясню.
Глава 15. Я больше никогда не…
Когда я была маленькой и училась в школе, у нас была одна игра. Мы с одноклассницами играли в нее на переменах, нужно было продолжить фразу «Я никогда не…»
Тот, кто не знал, что бы такого еще придумать, сразу выбывал из игры. Побеждал тот, кто без запинки говорил, чего он больше никогда делать не будет. Думать позволялось не больше нескольких секунд, и вот сейчас, когда я проснулась, у меня в голове крутилась только одна фраза.
Я больше никогда не буду пить.
В той самой голове, которая напоминала что-то очень тяжелое и гудящее, и которую, как выяснилось, не так-то легко оторвать от подушки. Которая, определенно, не была моей подушкой в спальне, и спальня тоже моей не была. Я возвращалась в реальность понемногу, какими-то рывками, и первые мгновения просто хлопала глазами на незанавешенное панорамное окно с совершенно другим видом, чем в моей квартире.
Потом повернулась. Лучше бы не поворачивалась, потому что я только чудом не врезалась в Лайтнера, который спал.
Сидя.
Подложив подушку под спину, с наибольшей вероятностью, спать он не собирался вообще или заснул относительно недавно. И сейчас моя рука почти касалась его.