Придумал как-то. Бывает, мысленный процесс становится совсем уж навязчивым: остановил его, но в голову тут же лезет какая-то фраза, например: «…Ну надо же, а стоило только…» В этом случае торможу его таким способом: начинаю повторять первую букву этой фразы: «Н… н-н-н… н-н» или первого пришедшего в голову слова, либо две «ну-ну-ну», или вперемешку. Только лезет следующая фраза — и с ней так же. Это как бы дразнилка. Я отдаю себе отчёт, что это мне в мысли лезет лярва (либо элементал), а я её пародирую и дразню. Лярве это быстро надоедает, потому что она крайне серьёзна из-за отсутствия юмора и быстро отступает, если что-то пошло не по плану. Не принимая всерьёз то, что приходит на ум (как бы важно это ни казалось), намного легче этим не зациклиться и не загрузиться. И постепенно мысленный процесс как бы переходит в сменяющиеся мысленные образы без участия слов. Это альтернатива уму, ими можно думать, и намного быстрее, что мы, собственно, и утратили. Но если это вернуть, боюсь, у меня даже фантазии не хватит описать, в каком режиме сознание сможет работать (как-то в юности случайно загнался в такое состояние на короткий момент, был потом месяц в шоке).
То же самое с зацикленной в голове музыкой. Мне, например, легко менять её тональность в уме, повторить десять раз финальную коду вместо начавшегося куплета, то есть усугубить зацикленность гипертрофированно, и та уже не может продолжаться и затем разрушается.
Это я позаимствовал у Кастанеды. Гордыня всё время оперирует понятием «важно». Это важно, это и вот это. Это как расставленные на выпасе коровьи мины, в которые мы всё время вляпываемся, не глядя под ноги. И она здорово наловчилась их расставлять. Поэтому пусть станет не важно всё — ей не на чем будет нас подлавливать. А как же приоритеты? А приоритеты пусть будут, но не те, которые она подсовывает, а те, которые по совести, по душе — настоящие. Но всё это всё равно не важно, потому что в любой момент мы можем умереть (это точно!), потому что на всё, как говорится, воля Всевышнего (я настаиваю: Духа), и что нам уготовано хотя бы на ближайшие пять минут, мы своим умом не постигаем и знать не можем по его замыслу в данном воплощении.
Вот ссора в разгаре, но если подумать: а что если через несколько минут не станет того, с кем я сейчас ругаюсь? Как я себя буду чувствовать всю оставшуюся жизнь? Нормально ли жить потом с камнем на сердце, что в последние минуты я не прощался с родным человеком, а орал на него? И из-за чего?! Не закрыл крышку унитаза? Не выполнил мою просьбу? И это было так важно?!
А если не станет через пять минут меня, то в каком состоянии моя душа должна перейти в иной мир, если он есть? Бр-р-р.
Для сворачивания с намеченного лярвой пути можно использовать все атрибуты и нюансы нашей повседневной жизни. Я знаю, что некрасивый, но каждую подобную мысль я просто дурашливо опровергаю вслух: «Красавчик!» Что-нибудь сделал не так, по-глупому, мой ум кричит: «Дурак! Во дурак! Ну зачем я…» и всё в таком роде. А я опровергаю (да хоть с сарказмом): «Не, ну как умно всё провернул!» Или: «Да, дурак, знаю. Но именно поэтому у меня есть все шансы стать умным!» То есть на каждую мысль о собственной несчастной участи и никчёмности или, наоборот, крутости можно вывалить диаметрально противоположную мысль, невзирая на её абсурдность. Тогда предшествующая ей «крамольная» мысль, порождающая внутренний конфликт, аннулируется, а вместе с ней и все ментальные и материальные последствия, включая болезни, им порождённые, предопределённости, фобии и поедание нашей законной энергии в будущем. В трансерфинге эта тема вообще краеугольная.
Интересный момент. В молитве надо говорить: «Я грешен, Господи». Сколько я это вначале ни повторял, даже про себя, меня всё время корёжило, маяло и тут же приходили оправдательные мысли, какой я всё-таки хороший, несмотря на то, что местами и плохой, но это всё мелочи. Главное — в целом-то хороший, а это всё церковные дурилки. И вдруг в один момент на меня обрушилось понимание всей этой греховности, в одночасье, как водопад. Словно мозги расширились, ощущение — волосы на голове вздыбились. И пришло понимание греховности как управляющей силы всей моей жизни. Все поступки — только в соответствии с ней и с её благоволения. В общем, приложило. Что случилось? Повторяя в сущности бессмысленную для меня фразу, однажды я достиг критического порога. Сработало намерение, и я перешагнул порог гордыни, которая всё это время застилала глаза. Религиозное насаждение греховности сыграло положительную роль в понимании развращённости своего духа в текущем моменте.