Лиат. Сожженная льдом

Еле-еле открыл глаза. Опухшие веки с трудом разлепились. И этот взгляд резанул меня по нервам. Сколько презрения, сколько ненависти. С особой радостью кулаком под ребро. Чтоб тихо охнул. По печени. Удар у меня тяжелый. Уверен, что изнутри началось кровотечение…которое будет регенерироваться долго, потому что демон голоден. И еще один удар в это раз с другой стороны. Разорвать селезенку и посмотреть, как позеленело лицо ублюдка. Прекрасный цвет кожи. Он мне невероятно нравится.

— Любишь боль, Эйни? Немножко боли. Эдакая разминка перед пиршеством.

Молчит. Смотрит на меня исподлобья и молчит. Ненависть уже смешана с молниями боли и страха. Вот этот взгляд нравится мне намного больше.

— Эйни…ты так бежал, так старался не попасть в наши лапы, так выкручивался и даже хотел порезать себя, но все равно попался. И теперь ты знаешь, что тебя ждет? Как я люблю причинять боль? Тебе я ее буду причинять с особым наслаждением.

— Разве боль — это страшно? Разве сам Арис Одияр боится боли?

Хрипло пролепетал и заставил меня насторожиться. Нотки сарказма у того, кто висит под потолком совершенно голый это по крайней мере неосмотрительно. Я бы сказал безумно. Но безумием можно удивить кого угодно, но только не меня.

— А что, по-твоему, страшнее боли, сученыш?

Схватил его за горло и сдавил пальцами так чтоб глаза повылазили из орбит. Выпуская когти и вспарывая оливковую кожу, пуская кровь и чувствуя трепет собственных ноздрей. Я тоже голоден… и не отказался бы сожрать и выпить досуха этого недоумка.

— Страшнее боли — это заблуждаться. Страшнее боли — это приговорить невиновного. Страшнее боли — это казнить того, кто тебя любит больше жизни.

Захохотал, еще не чувствуя подвох.

— А невиновный у нас кто? Часом не ты? Это ты о себе сейчас? Надеюсь, ты не мне в любви признаешься? Или все так печально, и ты сменил ориентацию? Или может я о тебе чего-то не знаю, и ты любишь круглые мужские задницы? Или члены? Все правильно, тварина. Потому что самое жуткое, что может с тобой произойти — произошло.

— Мне плевать на себя…ты еще не понял, беглый раб? Мне всегда было плевать на себя! Но мне не плевать на НЕЕ! Ту, кого ты обрек на боль и страдания! Унизил, растоптал!

От его наглости почернело перед глазами, и я со всей силы вонзил руку ему в грудную клетку и сдавил его сердце, так что рот перекосился и широко распахнулись глаза.

— Это ты о своей шлюхе? Она трахалась с тобой? Расскажи мне как ты покрывал ее?

— Ты больной ублюдок!

Сдавил сердце сильнее и у него кровь потекла изо рта. Запенилась в уголках черными пузырями.

— ООо, еще какой больной. Таких ублюдков ты не видел отродясь!

— Ты инкуб…ты демон, который читает мысли…а я демон проводник. Я впущу тебя в свою голову и все покажу.

Мои пальцы дрогнули, и я слегка ослабил хватку на его сердце.

— Что покажешь?

— Твою боль, инкуб. Не испугаешься увидеть то, что поставит тебя на колени…если конечно твое сердце не сгнило окончательно.

Испачканный его кровью, ошалелый от ее запаха я с трудом представлял себе, что именно он хочет мне показать. Не мог понять, не мог поверить…что это именно то, что я слышу.

— Ты предлагаешь взломать твое сознание…Эйнстрем?

— Я предлагаю соединить наши разумы… я предлагаю провести тебя в недры моего «я», чтобы ты увидел правду, узнал о ней и проклял себя, инкуб.

— Если я это сделаю ты сдохнешь! Ты в своем уме?

— Плевать… я лишь надеюсь, что и ты сдохнешь вместе со мной!

Мне не нравилось, что я не понимал его. Не нравился этот блеск героической решимости в его глазах. Потому что я понял, что он мне предлагает. Он хочет, чтобы я слышал и видел его глазами воспоминания. То, что отложилась в глубинах подсознания. Он хочет, чтобы я вскрыл его. На такое способны только деусы и нейтралы. Это самая адская пытка для бессмертного. Мало кто после нее выживает. Эта пытка превратит его в растение, потому что, впуская меня его мозг не восстановится, он покроется ранами и распадется.

— Смотри мне в глаза, инкуб. Смотри только в зрачки. Я слаб. Ты легко проникнешь если я впущу и проведу тебя.

Положил руки ему на голову и впился взглядом в его черные глаза. Если он хочет сдохнуть, то почему я должен отказать ему в этом удовольствии. А вот увидеть правду мне очень хотелось.

* * *

«— Госпожа, — Эйнстрем протягивает ей конверт нежно-голубого цвета с набитыми по краям кружевами в форме каких-то изящных маленьких птиц, — это письмо привез гонец эльфов. Он был пойман нашими воинами на границе. Но справедливости ради, отмечу, что посланец даже не сопротивлялся.

— Уже ознакомился с ним?

— Да, моя Госпожа.

— И что в нём? Очередное предложение о женитьбе?

— Не только, — Эйнстрем сдержанно улыбнулся, — там ещё одно предложение, моя Госпожа.

Ее помощник замолчал, всем своим видом демонстрируя, что она сама должна прочесть письмо.

— Эйнстрем, ты стал слишком наглым, — поддевая его, села на диван, раскрывая конверт, и тут же вскинула голову кверху, услышав неожиданное:

— Зато вы стали слишком беспечны.