Либеральные идеи в царской России. От Екатерины Великой и до революции

Только во второй половине XIX века слова «либерал» и «либерализм» полноценно вошли в российский политический дискурс, а Чичерин, одна из ключевых фигур российской либеральной мысли, дал наиболее полное определение консервативного («охранительного») либерализма[110]. В интеллектуальной атмосфере той эпохи, где все большее влияние захватывал позитивизм (о котором будет более подробно сказано во второй главе), Чичерин одним из первых возродил интерес к идеализму и стал своего рода «мостом» между гегельянцами 1840-х годов и неоидеалистами 1880-1890-х годов. Как и ранние западники, вдохновленные идеями Гегеля, он воспринимал историю как медленный поступательный процесс развертывания метафизической идеи в конкретный период. Чичерин анализировал исторический опыт России с ее опорой на сильную власть в духе гегелевской философии истории, однако в своей оценке этих процессов заходил дальше других консервативных либералов, видя в современном ему царском режиме воплощение «разумного государства» Гегеля и синтез единой и общей воли.

Чичеринская теория свободы уходит корнями в философию истории и апологию закона, изложенные Гегелем в «Философии права» («Grundlinien der Philosophic des Rechts», 1820) [Гегель 1990], и кантовское учение о личности. Чичерин настаивал на априорной сущности индивидуальной свободы и вслед за Кантом утверждал, что человека надо воспринимать не как средство, а как цель саму по себе[111]. Он также был приверженцем учения Канта о нравственной автономии, называя совесть «выражением внутренней свободы человека» и тем местом, где «человек является самоопределяющимся, а потому нравственным существом» [Чичерин 1897:608]. Для него предназначение закона заключалось в обеспечении сферы невмешательства, где люди могли бы свободно делать свой нравственный выбор и тем самым полностью реализовывать собственный потенциал [Чичерин 1998: 52–53]. В 1855 году он писал, что свобода совести является первым и самым священным правом гражданина, и далее напрямую связывал внутреннюю нравственную свободу с верой[112]. В своих трудах Чичерин последовательно критиковал идею о том, что государственное законодательство может быть использовано для регулирования этического поведения индивидов и что нравственность может быть достигнута какими-то институциональными средствами[113]. Как писал А. Балицкий, для Чичерина справедливое распределение благ «всегда подразумевало под собой иерархическую субординацию и субъективность», а в социализме он видел одну из главных угроз благополучию России [Walicki 1992: 148; Балицкий 2012].

Чичеринское представление о государстве всеобщего благоденствия и демократии напрямую вытекало из его видения истории человечества. Он утверждал, что, хотя внутренняя свобода присуща человеку априори, внешняя определяется историческими факторами и социальной, политической и юридической сознательностью граждан. Г. Хэмбург характеризует позицию Чичерина следующим образом: «Прежде чем создавать какие-либо свободные институты, нам необходимо логически поверить в возможность реализации нашей внутренней свободы во внешнем мире» [Hamburg 2010:130; Hamburg 1998:42–45]. С учетом того что господствующим демократическим движением в России того времени было антилиберальное народничество, все это до некоторой степени объясняет сомнения Чичерина в возможности самоопределения через участие в политическом процессе.

Скептицизм Чичерина в отношении демократии и провозглашенное им уважение к традициям сделали его популярным в глазах сторонников самодержавия, выступавших за частичные реформы и сохранение status quo. Его отказ проводить четкое различие между правовым государством по Гегелю (Rechtsstaat) и царским режимом вынудил одного из историков философии заявить, что безусловное предпочтение, отдаваемое Чичериным разуму и логике перед личной свободой, вычеркивает его из числа либералов [Kelly 1998: 221–244]. Более того, в трудах Чичерина вообще не описаны социальные условия, необходимые для саморазвития личности. Для нашего исследования больший интерес представляет вопрос, признавал ли Чичерин внутреннюю противоречивость либерализма как такового, когда пытался доказать, что достичь свободы можно только через верховенство закона и рациональные политические изменения. Е. Н. Трубецкой (1863–1920), неоидеалистический философ и богослов, восторженно относившийся к Чичерину, писал, что тот «вообще не терпел никаких амальгам, не был способен ни на какие уступки, соглашения и компромиссы». Чичерину, по словам Трубецкого, «хотелось того чистого либерализма безо всяких амальгам, которого в России не было» [Трубецкой 1921: 120–121]. Хотя некоторые положения, содержащиеся в трудах Чичерина, противоречат философии либерализма в нашем сегодняшнем понимании, его учение оказало большое влияние на последующих мыслителей, защищавших либеральные идеи в России.