Либеральные реформы при нелиберальном режиме

Я не собираюсь возлагать всю вину за отсталость российского сельского хозяйства к началу столыпинских реформ на эти три закрепощающие особенности прав собственности. Существует, например, подход, который выделяет совершенно другую черту сельской жизни. Известный марксистский русский экономист А. В. Чаянов, позднее расстрелянный в ходе сталинских чисток, доказывал, что крестьянская семья обычно неэффективно использовала свой труд, отправляя работать на земле дополнительного члена семьи даже тогда, когда предельный продукт его труда оказывался меньше теоретического предельного продукта при более удачном сочетании земли и труда (т. е. больше земли и меньше труда) или просто в другом виде деятельности[124]. Этот аргумент предполагает серьезные пороки рынка труда. В противном случае семья получала бы больший доход, если бы дополнительные ее члены работали по найму и зарабатывали свой предельный продукт вдали от семейного надела. Как мы увидим далее, рынок труда был ослаблен, среди всего прочего, и правовыми ограничениями свободы членов общины покидать ее для работы в другом месте. Но и при всех недостатках рынка труда большая доля вины ложится на общинную систему собственности на землю. Как мы увидим в следующей главе, были и другие факторы, ослаблявшие сельскохозяйственное развитие России.

Далее, несмотря на все препятствия, после отмены крепостного права экономика России добилась замечательных успехов. Тем не менее у нас есть все основания сомневаться, что средства, смягчавшие ретроградное влияние общины, могли, как утверждают некоторые ученые, полностью компенсировать наносимый ущерб[125]. Чтобы поверить в это, нам пришлось бы поверить в возможность экономического процветания там, где возможности экспериментирования скованы многочисленными запретами со стороны тех, кто только косвенно заинтересован в результате. Двадцатый век не позволяет стоять на такой точке зрения. Поэтому реформа прав собственности была экономически оправдана.

Ограничения на выход, продажу или обмен в эпоху после освобождения крестьян

Если издержки чересполосицы, переделов и семейной собственности были существенно выше, чем выгоды, возникает вопрос, почему же сами крестьяне не изобрели средств для исправления ситуации? Причиной, вероятно, были установленные государством правила, ограничивавшие возможность крестьян совершать торговые операции с землей, а также некоторые трансакционные издержки (скажем, на проведение переговоров с многочисленными соседями), которые сводили на нет все усилия в этом направлении. Я не утверждаю, что большинство крестьян было активно заинтересовано в радикальном изменении своих прав собственности. Но картина того, насколько далеко зашло правительство в политике сковывания мобильности земли и труда, помогает понять, чт'o видели перед собой Столыпин и другие реформаторы.

По закону каждая община после отмены крепостного права должна была выплачивать государству «выкупные платежи», в значительной мере покрывавшие государственные расходы на погашение облигаций, выпущенных для компенсации дворянам за земли, перешедшие к крестьянам в результате ликвидации крепостного права. Если до реформы крестьянский труд был собственностью помещиков, то теперь он де-факто стал собственностью общины и залогом ее способности вносить выкупные платежи. Конструируя права собственности крестьян на выделяемую им землю, государство стремилось минимизировать свои риски как кредитора. Государство связало круговой порукой как наследственные, так и передельные общины. Оно заперло крестьян в общинах рядом мер, мешавших крестьянину не только продать или обменять свою землю, но даже просто выйти из общины и освободиться от соответствующих обязательств. Тем самым государство не только обеспечивало фискальные интересы казны, но и замедляло миграцию в города и «пролетаризацию» крестьянства, в чем многие видели угрозу серьезных беспорядков[126].