Чтобы выйти из передельной общины и освободиться от фискальных обязательств перед государством, крестьянин должен был не только отказаться от надельной земли, но и уплатить половину выкупных платежей и получить согласие общины взять на себя ответственность за оставшуюся половину[127]. Таким образом, после крестьянской реформы ему приходилось выкупать себя из общины точно так же, как до нее он мог выкупить себя из крепостной зависимости. Если стоимость его земельного надела была достаточно высока, были некие шансы на взаимовыгодную сделку с общиной, но даже при этом обязательство выплатить половину было бы значительным препятствием, учитывая неразвитость рынка ссуд и невозможность взять кредит под залог будущего труда. Чтобы выйти из общины с наследованием земельных наделов, надо было либо выплатить всю сумму причитающихся на домохозяйство выкупных платежей, либо найти кого-то, кто согласен был взять себе землю и обязательства по выкупным платежам, т. е. от земли приходилось отказываться. Подобная сделка могла состояться лишь при условии, что продуктивность надельной земли была существенно выше обязательств по выкупным платежам.
Ну и в довершение всех этих ограничений, молодые могли покинуть деревню только при наличии паспорта, который мог быть изъят властями по просьбе главы семьи[128]. Понимание «семьи» было таким, что это правило было гораздо более сковывающим, чем может показаться, – ни достижение сыновьями совершеннолетия, ни смерть отца при наличии нескольких сыновей не вели автоматически к выделению новых «семей». В случае смерти отца новым главой семьи чаще всего становился старший из братьев[129]. А поскольку в передельной общине уход сына оборачивался сокращением надела при очередном переделе, главы семей были заинтересованы отказывать молодым в паспортах[130]. Можно было бы предположить, что заинтересованность была не очень сильной, потому что после передела количество земли на одного работника осталось бы предположительно тем же самым вне зависимости от того, ушел кто-то из семьи или нет. Возможно и так, но с увеличением численности семьи косвенные выгоды положения главы семьи, о которых мы будем говорить ниже, по-видимому, повышались. Эти ограничения, разумеется, не означали, что в своих деревнях крестьяне были заперты как в тюрьме. Даже в условиях крепостного права многие жили в городах или по крайней мере наезжали туда на заработки. Исследование, проведенное в середине 1850-х годов, показало, что в пяти центральных губерниях почти четвертая часть взрослых крестьян мужского пола имела паспорта или «билеты» (более краткосрочные разрешения на свободу передвижения), дававшие право отсутствовать в деревне на срок до трех лет[131]. После отмены крепостного права миграция в города только выросла, поскольку города, разраставшиеся в это время в России быстрее, чем в других странах, нуждались в рабочих руках[132]. При всех реальных возможностях обходить такого рода ограничения, подобные правила никак не способствовали тому, чтобы крестьяне чувствовали себя независимыми, самостоятельными людьми, и не облегчали им перехода к работе в развивающейся промышленной экономике.
Сходные ограничения испытывали и крестьяне, задумавшие продать свою землю и уйти из общины, т. е. стремившиеся получить стоимость надельной земли. Правила были чудовищно сложны, а в некоторых случаях они были неодинаковыми в разных губерниях. Поэтому предлагаемый ниже краткий очерк ситуации хоть и может показаться избыточно детальным, на деле является чрезмерной схематизацией. Сначала мы рассмотрим общины с наследуемыми наделами, а потом передельные.
До 1882 г. крестьянин, имевший наследуемый надел, мог передать его любому, кто соглашался принять на себя оставшийся долг по невыплаченным выкупным платежам[133]. Поскольку в первые годы после отмены крепостного права величина обязательств зачастую превосходила стоимость надела, желающих заключить такую сделку было немного. В 1882 г. государство создало еще одну помеху, отказав в регистрации сделок по передаче наделов, в силу чего покупатель не мог получить законного права собственности на землю[134]. В 1893 г. было добавлено еще одно ограничение – теперь купить землю мог либо член общины, либо тот, кто соглашался стать членом общины[135].