Либеральный Апокалипсис

Из ближнего джипа выходят два молодых парня в камуфляже с винтовками. Один наставляет ствол на Карела и Анри. Карел напрягается, готовый бежать в сторону кустарников, но все обходится — второй военный командует опустить ружье и подходит ближе, здоровается за руку.

— Нашлись, наконец-то. Лейтенант Алекс Ищенко, рад приветствовать на территории Сахалинской Республики. А мы вас на всей зоне выброса искали. Вам что, не сказали ждать на месте патруля?

— Ничего не сказали, — пожимает плечами Карел. — Дали карты и сказали обратиться в ближайшие органы местной власти.

Парень усмехается.

— С таким же успехом они могли бы сбрасывать вас в Тихий океан. Похоже, их все меньше интересует судьба отпущенных.

— В смысле, заключенных?

Лейтенант смеется и приглашает в машину.

— Сейчас поедем в город, утром придете за документами и оружием, и я вам кое-что покажу.

Летнее кафе стоит почти на самом берегу бухты. Из ветхих динамиков у барной стойки играет рок-классика восьмидесятых годов прошлого века — простой и веселый, мощный мотив. Позади — небольшой, на двадцать тысяч человек, городок с невысокими домами, словно растворяющимися в лесу. С берега доносится смех играющих детей.

— Я обещал вам показать. Видите стену? — Лейтенант указывает на море. Там, в полукилометре от берега виднеется белая тридцатиметровая преграда, отделяющая остров Сахалин от остального мира.

— Видим, — кивает Анри. — Почти сразу заметил. Интересно, она глухая? Нигде не проплыть?

— Почему. Внизу оставлены «окна» для морской фауны, у портов есть ворота для судов. В конце концов, соорудить что-то и перелететь. Только смысл? Да, мы все еще зависим материально от поддержки западных фондов, но это они за стеной, а не мы. Это загнивающий мир закрыт от нас, от свободных людей. Скоро два миллиарда жителей центральноафриканской СПИД-резервации перебьют последних пограничников и рванут на север, в Европу. Начнется новое великое переселение народов. Миллиард индусов и полтора миллиарда китайцев с территорий, которые остались после Великой Ядерной, поплывут в Америку и Австралию. И только мы, «нетолерантные третьей степени», будем спокойно наблюдать за этим из десятка своих огороженных республик.

Звучит не сильно убедительно, но Карелу нравится. У него даже зарождается в голове пара музыкальных идей на тему великого переселения народов, но тут же он вспоминает, что здесь нет Интернета и заниматься музыкальным творчеством будет намного сложнее.

— Все равно, у вас тут все так… дико, — задумчиво произносит Анри. — Ходите с ружьями. Денег нет, еда по талонам. Доступ в Интернет от вас заблокирован…

— Зато у нас сохранен традиционный брак, — парирует Алекс. — Вот мне — двадцать пять, я женат уже три года, у меня двое детей. Мальчик и девочка. И воспитываю я их сам.

— Не знаю. — Анри усмехается. — Для меня это тоже дико. До сих пор не могу привыкнуть, что женщине на улице спокойно можно глядеть в глаза и ничего за это не будет.

— А вы… натуралы? — осторожно спрашивает Алекс.

Карел и Анри кивают.

— Правда, если можно называть натуралами людей, которые полжизни спали с роботами, — усмехается Карел.

— Ничего, какие ваши годы. Научитесь и с бабами. В прошлом году мы поженили восьмидесятилетнего бразильца, сосланного за прилюдное чтение стихов. Кстати, по поводу искусства…

Лейтенант вытаскивает из кармана плеер и протягивает наушники: левый — Карелу, а правый — Анри.

— Что там?

— Частушки на русском с жутким немецким акцентом. Очень популярны в последние месяцы. Записали какие-то тайные фанатики из Европы и распространяли на дискетках, смельчаки. Нескольких, по слухам, уже высадили в Южно-Сахалинске. Хотел бы я с ними пообщаться…

— Кажется, ты уже познакомился с одним из этих фанатиков, — смеется Анри и хлопает Карела по плечу.

Юрий Бурносов Осень в Никольском

Какая разница для мертвых, сирот и бездомных, во имя чего творятся произвол и разрушения — во имя тоталитаризма или во имя священной демократии и либерализма?

Махатма Ганди

Сегодня Кирилл Степанович Васильков занимался благородным и благодарным делом — мариновал огурцы.

Он делал это совсем не так, как покойная супруга. Та стерилизовала банки, закатывала их крышками при помощи специальной машинки, переворачивала, выдерживала, накрыв тряпочкой… Василькову все это было чуждо и сложно, он не вдавался в подробности изготовления и потреблял конечный продукт. Зная к тому же, что супругины огурцы порой мутнели и становились кислыми, а то и взрывались по малопонятным причинам. Потому для себя он выбрал в Интернете рецепт безошибочный, европейский — много уксуса и никакой стерилизации. К тому же в закрытых наглухо банках ютились, говорят, анаэробные возбудители ботулизма. Правда, это скорее относилось к грибам, но рисковать и помирать Вешняков не хотел, раз уж дожил до семидесяти трех.