Либерия

На очередном изгибе улицы я внезапно увидел впереди, в нескольких метрах от нас, потрепанный синий фургон, ехавший навстречу по нашей стороне дороги.

Гена резко повернул руль влево. Мотоцикл понесло в сторону, и мы стали заваливаться на левый бок, скользя по дороге, как фигурист на льду во время выполнения навороченной спирали. Мотоцикл стал плавно поворачиваться вокруг своей оси, наклоняясь все ближе к дороге. Гена повернул руль в другую сторону, и мотоцикл, продолжая поворачиваться, стал плавно подниматься кверху.

Для того чтобы описать это происшествие, мне понадобилось семьдесят шесть слов; в реальности же все это произошло за две-три секунды. Мое время почти остановилось, и я успел заметить и рассмотреть кучу разных деталей вокруг и задуматься о десятке разных тем.

Когда переднее колесо мотоцикла с размаху въехало в торчащее из земли железное ограждение, мое тело взмыло вверх и зависло в воздухе вверх ногами, словно я был акробатом, выполнявшим сложный трюк на арене цирка. Вскоре гравитация взяла свое, и, перелетев через руль, я ударился головой о землю и свалился на спину в полутора метрах от мотоцикла.

Несколько секунд я слышал только гул в ушах и видел только ватный красно-серый туман. Во рту стоял металлический привкус, как будто я поужинал медной проволокой. Открыв глаза, я увидел ярко-голубое небо. Медленно перевернувшись на бок, я стащил с головы шлем. На месте удара о землю на нем была глубокая вмятина.

"Будь я без шлема, эта вмятина могла бы быть в моем черепе", — спокойно подумал я.

Я встал на ноги и осмотрел себя со всех сторон. Ни переломов, ни серьезных ушибов вроде бы не было. Единственным видимым повреждением была рана на левой ноге: после торможения о грунтовое покрытие дороги из моей лодыжки оказался выдран лоскут кожи размером с крупную монету. Из раны сочилась кровь, тонкими ручейками стекая вниз по ноге на шлепанец и падая алыми каплями в дорожную пыль.

Гена неподвижно лежал рядом с мотоциклом, не проявляя признаков жизни. Я тронул его за плечо; он застонал, открыл глаза и посмотрел на меня, моргая и щурясь от солнца. В этот момент он напоминал испуганного ребенка, который только что получил от родителей ремнем по попе. Крови и серьезных ран на нем видно не было.

Со всех сторон к нам сбегался народ, крича и махая руками; звуки голосов доносились до меня как будто издалека, сквозь толстый слой ваты. Фургон, с которым мы чуть не столкнулись, остановился поперек дороги; из кузова испуганно выглядывали женщины и дети, а водитель выпрыгнул из кабины, подбежал к нам и участливо склонился над Геной.

— Он в порядке? — спросил он у меня, пытаясь приподнять Гену с земли.

Гена оттолкнул его руку и сел, покачиваясь из стороны в сторону и сжимая голову руками.

— Вызывай полицию, — слабым голосом сказал Гена.

— Может, и врача вызвать? — спросил водитель фургона.

— И врача, — согласился Гена. — Пусть осмотрит нас и зафиксирует повреждения.

Вскоре прибыли полицейские и врач из соседней клиники.

В окружении галдящей толпы врач осмотрел Гену, который стонал при каждом его прикосновении, и обнаружил несколько ссадин и синяков. Моим единственным повреждением была содранная кожа на лодыжке.

Обработав наши раны йодом и заклеив их пластырем, врач с некоторым сожалением констатировал:

— Серьезных ран я не нашел. Тем не менее, когда вы завершите юридические формальности, я рекомендую вам пройти более тщательный осмотр в моей больнице.

— Теперь в полицию, — процедил Гена сквозь зубы. — Я эту сволочь засужу! Всю жизнь будет на штрафы работать!

И мы двинулись в участок.

Впереди с важным видом вышагивали полицейские. Рядом с ними семенил водитель фургона, объясняя на ходу, как и что случилось, кто он такой, из какого племени, чем занимается, сколько у него родни и так далее. За ними шли мы с Геной, толкая вперед мотоцикл. Позади нас топала шумная толпа зевак, которая по ходу движения стремительно увеличивалась за счет присоединения все новых любопытных. Небо быстро темнело, и к полицейскому участку наша процессия подошла почти в полной темноте.

*******

Пригнув голову, чтобы не удариться о низкий потолок, я шагнул в бетонное строение с пустыми проемами вместо дверей и окон. За столом в центре сидел начальник полицейского участка и с глубокомысленным видом что-то писал в тетради. Не проронив ни слова, он величественно кивнул вошедшим полицейским и жестом предложил нам сесть на низкую лавку у стены, рядом с деревянной клеткой, где скучало с полдюжины задержанных правонарушителей.

Сопровождавшие нас зеваки, которые хотели соприсутствовать при разбирательстве, стали быстро заполнять помещение. Начальник, разом выйдя из своего медитативного состояния, встал с места, грозно сдвинул брови и заорал так громко, что я вздрогнул от неожиданности.

— Немедленно очистить служебное помещение от посторонних! Обвиняемые и пострадавшие остаются, остальные — на улицу!