Либидо с кукушкой. Психоанализ для избранных

И только мы, скромные служители прогресса, позволяем скоморохам-критикам брать теорию Поппера и ейной мордой нам в харю тыкать. Неудивительно, ведь это оружие создано специально против нас. На полном серьезе. Поппер выродил свою концепцию фальсификационизма в конвульсиях беспомощной злобы к психоанализу. Он ненавидел Фройда и его новаторские идеи, не скрывая своих чувств при написании мутных трактатов. Вполне предсказуемо: глубоко патологичные люди всегда будут либо ярыми противниками, либо фанатичными сторонниками психоанализа. Неизвестно, какая крайность хуже.

Как и все поборники толерантности, Поппер тяготел к параноидной структуре. Неслучайно он выбрал слово «фальсификация» и придал ему сакральный философский смысл. В бытовом понимании и на бессознательном уровне «фальсификация» – это всегда подстава, обман, чей-то злой умысел. Когда мы слышим «фальсифицирующий эксперимент», какая возникает первая ассоциация? Правильно. Что кто-то взял и сфальсифицировал результаты эксперимента. И только потом выясняется, что это просто опыт, с помощью которого можно опровергнуть теорию.

А что у нас характерно для страдающих острым бредовым расстройством? Правильно. Ощущение тотальной сделанности. Врач, родственники, весь мир – все это спектакль, масштабная фальсификация. И если философ требует от других, чтобы они бегали и искали возможные источники фальсификации, то это наводит на размышления.

Но и это еще не все. Свой главный политический труд Поппер назвал «Открытое общество и его враги», прочно заложив в основу леволиберального дискурса постоянный поиск всевозможных врагов, вредителей, угнетателей, милитаристов, авторитарных нарциссов[33], фашистов, рук Кремля и ножек Буша. Нет в мире идеологии, более нетолерантной к критикам, чем толерантный леволиберализм. А между тем, именно параноидные личности любят приписывать другим деструктивные помыслы и дурные качества.

Есть и другая крайность – научная анархия, когда всякая методология отрицается, науке навязывают идеи равенства и гуманизма. Это веяние наиболее полно выразилось в работах анархиста Пола Фейерабенда, который активно призывал своих последователей «попрощаться с разумом». Рассуждения о развитии науки были для Фейерабенда лишь ширмой для пропаганды леволиберальных взглядов. Его философия не опиралась на факты или рациональные аргументы, а апеллировала к образу химерического «свободного общества». Философствующий анархист, не особо стесняясь, «доказывал», будто все культуры и традиции равны и имеют право на существование, сколь бы отсталыми и деструктивными они ни были.

К сожалению, вся вторая половина прошлого века прошла под знаменами всевозможных леваков. Поэтому титанически трудно найти разумного философа, который не будет давать советы ученым, а молча понаблюдает за их работой и сделает точные выводы. Но такой человек нашелся. Им оказался достойный Лакатош Имре, американский философ венгерского и еврейского происхождения. Правда, тоже немного марксист, но адекватный. Ученик Лукача Дьордя, который был истинным гегельянцем и знал толк в эстетике, – за что его ненавидели обычные коммунисты, которые заменили диалектику на топорный истмат.

Лакатош ухватил главную суть науки. Это шаткий баланс между двумя противоположными стремлениями любой научной группы. С одной стороны, все хотят встроиться в мировой научный дискурс, оставить там след и получить признание. С другой, каждый норовит создать свою закрытую научную секту, претендующую на теорию всего и управление вселенной (пока санитары не смотрят). Наиболее живучие и перспективные научные теории рождаются на стыке двух крайностей, в тесном тамбуре между зловещими сектантскими катакомбами с языческими идолами-фаллосами и скучным залом научной славы с безликими бронзовыми бюстиками.

Науку двигают малые группы обычных ученых, занимаясь обыденными проблемами математического аппарата, экспериментального планирования, моделирования… И эти группы, работая над общей проблемой, опираясь на общий научный фундамент, оперируя общими понятиям, находятся в жесткой конкуренции друг с другом. Чем ближе тематика двух групп, тем выше вероятность развития взаимной ненависти на этой почве. Поводом для вражды может стать одно слово в формулировке теоремы. Концепция Фройда о нарциссизме малых групп работает.

Как же наука существует? Почему до сих пор не грянула священная война ученых? Потому что наука – это не абстрактное однородное Знание о природе. Наука – это дискурс, то есть сообщество людей, которые общаются друг с другом по определенным правилам. В дискурсе важен сам факт, сам процесс общения участников. Открытия, статьи и премии – побочный продукт. Многие великолепные идеи спонтанно (свободная речь!) рождаются в ходе яростных перепалок.