...Либо с мечтой о смерти

— Отчего же? Вовсе нет. Уйду, когда стану рассыпаться. Не физически: артриты, инсульты и прочая хрень, а возрастные изменения в мозгу. Склероз, провалы логики, замедление скорости мышления. Прозвенит самый первый звоночек, и тут же подмигну Майеру: «Я неплохо на вас поработал, верно? Поработайте-ка теперь вы на меня. Тем более что работа разовая и не потребует чрезмерных усилий».

— Рад за вас, Джекоб: бытие для вас увлекательно и любопытно. Отчего тогда возникло намерение покончить с собой?

— Хроническая депрессия, — ответил он коротко.

— И всё?

— Этого мало?! — Он сверкнул глазами в гневном удивлении.

— Но ведь существует уйма всяких антидепрессантов. И все время появляются новые…

— А вы пробовали эти таблетки?

— Да. Мне они не помогли, но причины моей душевной боли другие, более глубокие.

— А мои, выходит, мелкие? Ладно, молчите о том, в чем вы ни черта не понимаете.

— Мне всегда казалось, что депрессия — если она не отягощена жизненными трагедиями, излечима.

— Мне тоже так казалось. Первые пять-десять лет. С психоаналитиками наобщался, будь здоров. С болтунами-психотерапевтами всех видов.

— Неужели никто не помог?

— Ни одна сволочь. Но и не мог помочь. К счастью, осознал это не слишком поздно — всего-то через десяток лет, и жадные болтуны не успели выкачать всё до последнего цента — хватило на билет до Гипербореи. Запомните на будущее, Норди… ах, впрочем, какое у вас здесь будущее?! Просто запомните, уясните — так, для общего развития: психотерапевт может помочь только в том случае, если масштаб его личности не меньше — Слышите? Не меньше! — личности его пациента. И ни в каком ином. В противном случае будет просто беканье и меканье и апеллирование к дутым авторитетом вроде австрийского шарлатана.

— Но можно ведь было обратиться к разным врачам и найти, в конце концов, — заметил я, не слишком, впрочем, уверенно.

— Найти кого?

— Психиатра равного масштаба. Который впору.

Джекоб взглянул на меня сочувственно и почмокал губами. Шумно, как кит, выдохнул.

— А я-то, дурак, думал, что общаюсь с адекватным собеседником. Очередной облом. Что ж, разрешите откланяться: пора баиньки!

И неуклюжий русский уковылял от меня быстрыми шагами, загребая подошвами мерзлый песок.

А я остался в некоторой оглушенности. Скорее, впрочем, приятной: люблю экстраординарных людей. Этакий простой славянский мужичок-медвежонок с виду. Который на самом деле совсем не прост. Слишком шумен и пассионарен, от долгого общения с ним начинает гудеть голова. Но оно того стоит.

Новенький шедевр моей галереи? Почему бы и нет.

Глава 11 УЙТИ ОКОНЧАТЕЛЬНО

Со времени нашей исповедальной беседы с Юдит прошло три дня, а я никак не мог улучить время и место для ее продолжения. Не терпелось узнать ее историю, ее драму, но на прогулках мы с девушкой не пересекались, а заходить к ней в домик казалось неудобным.

Наконец, выдался удачный момент: в групповой медитации мы оказались рядом, и сразу после ее окончания я не дал ей ускользнуть, придержав за локоть.

— Юдит, за вами должок. Помните? Рассказ о себе.

— Вы уверены, что хотите его слышать?

Она выглядела хмурой и неприветливой, впрочем, как почти всегда.

— Более чем. И сейчас, мне кажется, самое удобное время.

— Что ж, ладно. Только не упрекайте меня потом, если ваши ожидания не оправдаются или моя исповедь заведет совсем не в ту сторону, куда бы вам хотелось.

— Обещаю! Ожидания мои самые простенькие: узнать человека, который интересен и приятен, как можно лучше.

— Только давайте не сидеть, а ходить, ладно?

— Ничего не имею против.

Мы медленно двинулись вдоль берега по направлению к песчаной косе, где сидели в прошлый раз.

— Скажите, — начала Юдит, — вы уверены, вы совершенно уверены, что не встретитесь с вашей дочкой в следующей жизни и не начнется прежняя тягомотина? Пусть в ином качестве: не отец и дочь, но брат и сестра, муж и жена, ученик и учитель?

— Не уверен. Больше того, почти уверен в обратном. Я ведь говорил, что и в прошлой жизни мы были вместе, и в будущем будем связаны не менее тесно и мучительно.

— Будет та же нервотрепка и кровавые слезы и сопли.

Юдит переменилась с нашего прошлого разговора. Сейчас в ней почти не осталось ничего женственного, ничего девичьего: интонации, слова, прищур глаз — всё жестко и сухо.

— Скорее всего.

— Тогда к чему это всё? — Она кивнула на океанский пейзаж с ровно натянутой леской горизонта. — Вас переправят здесь на тот свет со всеми удобствами, чтобы, немного отдышавшись, посмотрев цветные сны из обрывков прожитой жизни, вновь втиснуться в плоть. Вернуться назад, в родимую преисподнюю. И снова мучиться от ненависти-любви и грезить о суициде. Покончить с собой — самому или с чьей-то гуманной помощью, и опять всё по новой. Опять и опять…

— Это называется дурной бесконечностью. Тоже не раз размышлял на сей счет.

— И к чему вы пришли? — живо спросила она.

— Ни к чему. А вы?

— По-моему, ответ очевиден. — Она насмешливо присвистнула. — Надо умереть окончательно. И больше не возвращаться.