Либретто

За то время, что он лечился, получил пару коротеньких писем от Вадима: всё было хорошо ТАМ, у них… Серёга – «металлист» написал, что поступает в институт МВД. Командование дивизией само предложило ему эту судьбу и подписало рапорт. Данила был искренне рад за своего друга и постоянно вспоминал ту песню, которую тот пел в поезде. В очередном письме Серёге, Данила попросил его написать слова. В то же время, в госпитале, долгими бессонными ночами, он осознал, что те две погибшие девочки навсегда останутся в его памяти. Это было его крестом, который он должен был нести по жизни, то, что все приносят с войны, но у всех «свой» ад. Для Данилы он был – таким…

В декабре 1995 года Данила вернулся в свою родную часть. В том же декабре вернулись из Чечни и его друзья – Вадим и Лёха. Встреча была яркой и тёплой… Присоединился к ребятам и старшина Витя. Не верилось, что сидели просто, вот так, и пули не свистели над головой, не верилось, что сегодня никто не уйдет в ночь и, возможно, не вернётся… Были помянуты погибшие друзья: особенно вспоминали командира. Богатыря Илюху убил снайпер – Илья держал оборону и до последнего сняряда заряжал своё орудие и вёл огонь – скупые мужские слёзы освятили самогон и жареную картошку… Данила почти не разговаривал – от заикания после контузии он долго не мог избавиться, но к концу срочной службы ему это почти удалось.

В июне 1996 года ребят снова набирали на Кавказ. Данилу не взяли, да он и не просился – он хотел вернуться домой. Вадим и Лёха уехали под крылом старшины Вити: три товарища снова шли в бой. Данила чувствовал какое-то отчуждение, будто он предатель, но он не мог с собой совладать – он оставался… А ребята уходили. Никто из них не сказал ему ни слова, все помнили его заслуги и контузию, но он чувствовал стыд, а что ещё хуже, так это то, что он впервые ощутил себя ЧУЖИМ, чуждым этим ребятам – своим братьям по оружию. Он не сказал об этом никому, схоронив в себе все чувства. Жизнь разделила друзей и, наверное, так чувствовали все. Никто из них пока ещё не знал, что больше они никогда не увидятся: Вадим и Витя погибнут при штурме Грозного уже в августе, а Лёха просто потеряется где-то после дембеля – Данила никогда больше не видел его и не слышал о нём.

***

В конце августа командир роты принимал рапорт у Данилы о сдаче на краповый берет. Даня перестал быть романтиком, но мечта о берете всё ещё была жива.

Ранним утром ребята-спецназовцы в количестве 91 человека со всех родов войск стояли на плацу дивизии. Огромного роста полковник – командир спецназа «Витязь» – поздравлял испытуемых с праздником сдачи на краповый берет, желал удачи, и чтобы каждый из бойцов проявил все свои знания и навыки, полученные за время службы в войсках специального назначения. Данила стоял вместе со всеми, но мысли его были далеко… Лишь когда к мемориалу погибшим спецназовцам один из бойцов понёс букет, и все бойцы встали на одно колено, он очнулся и сделал то же самое.

После торжественной части ребята построились колонной по семь и побежали двенадцатикилометровый кросс – квалификационные испытания начались. Он бежал с автоматом, как и все они, в бронежилете и каске, но у него не было ощущения правдивости событий – Данила давно заметил, что может отключаться от происходящих с ним вещей. И чем хуже была реальность, тем легче ему было отключиться от неё. Это тело бежало, падало в грязь, ползло и кувыркалось, шло «гусиным» шагом, а душа летела где-то рядом и как бы говорила: «Давай, браток, догоняй!..». Кросс постоянно дополнялся всякими вводными: физическими упражнениями или «засадами», инструктора – краповики практически постоянно кидали дымовые шашки и стреляли над головами рябят холостыми патронами. Но Даниле было всё равно. Он мог часами вести долгие разговоры со своей мамой или вспоминать дела дней минувших, мусолить слова, которые он говорил, а мог бы сказать другие, более подходящие или вообще ничего не говорить, будто это ворошение прошлого имело смысл… В его голове всплыло одно из немногих маминых писем:

«Здравствуй, дорогой сыночек Даник! Письма приходят нерегулярно, судя по датам на конвертах, они блуждают по городам и весям, два месяца, а то и три, но я чувствую, что ты жив, родной… И всё же однажды, среди ночи, сердце так скололо, что не смыкала глаз следующие двое суток, пыталась звонить к тебе в часть, но там постоянно было «занято», будто война идёт под Москвой и раненых везут без перебоя. Выпила всю валериану в нашей аптеке…