Либретто

– Конечно, езжай… Переночуешь у родителей мальчика?

– Да. Сегодня вторник… Я до конца недели доколю дрова, встречусь в пятницу с твоей мадамой, субботу отдохну и в воскресенье рано утром двинусь. Я с Усть-Пристани сразу на город поеду, мам. Осмотрюсь, по поводу работы узнаю, по поводу жилья и тому подобное…

– Так, а я тут суетиться хотела… – спохватилась мама.

– Мам, – Даня наклонился вперед, – а если он меня не возьмёт? И даже если он скажет «да», я не хочу быть обязанным этому борову жирному, ясно? – Даня сделал глоток кофе и закрыл глаза – утро перестало быть добрым. Голова заныла. – И вообще твоя идея оставить меня здесь, в этой клоаке серой, мне не нравится. Я не хочу до пенсии ползать на работу, которую терпеть не могу, а потом, перед смертью, не мочь вспомнить, жил я или нет…

Данила посмотрел на мать и понял, что обидел. Он протянул свою руку через стол и свою ладонь положил на её запястье:

– Мама, прости меня… Пожалуйста.

– Да нет, ты прав… – сказала мама, смахнув украдкой слезу. – Ты молод и ничего тебя не держит – лети, куда хочешь… У меня не было твоего выбора в своё время и всё благодаря «любви». У меня родился ты в восемнадцать лет и весь мой смысл жизни соединился в тебе: мне надо было работать, одевать тебя, обувать, кормить. А ещё при этом и как-то определяться в этой жизни – я уже тогда понимала, что без профессии и образования, которое как раз и открывает «двери» на хорошие профессии, ничего не получится. И поэтому я грызла зубами в прямом смысле слова тот «гранит» … У меня не было выбора по типу того, что: «хочу-не хочу». Не имела права пробовать удачу «на вкус». И, знаешь, я так никогда и не поступила бы в институт и не закончила бы его и потом не стала врачом, если бы не моя мама, – твоя бабушка. Потому что она растила моего ребёнка – Тебя… Видишь, сколько «бы»? Вот так… Сыночек, – мама положила свою ладонь поверх ладони сына, – грызть костный мозг жизни, это совсем не значит подавиться костью. До костного мозга жизни ещё далеко!..

***

Данила вышел на улицу и резвый и колючий мороз забрался ему под свитер. Но это лишь подбодрило Даньку, и он весело принялся за работу: выбрал самую большую чурку, поставил её на землю, на неё поставил чурку поменьше и – «тюк!» колуном. Полежавшие под осенними дождями дрова, напиленные чурками, и, к тому же, прихваченные первым морозом, кололись легко.

Погода стояла классная – тихая и спокойная. Солнца не было видно, но небо озарялось его лучами, делая небосвод изумрудным: тонкая полоска зелёного, затем, пошире, – синяя, а затем, – белёсая, и вовсе прозрачная – за горизонтом.

Под ногами хрустел тонкий слой снега, ночью выпавшего, и воздух был чист и прозрачен. Даня не заметил, как проработал до самых сумерек.

В пятницу вечером Данила стоял в центре села на улице и ждал Татьяну.

…Это была единственная девчонка, учащаяся на «4» и «5», ни разу не давшая ему списать. Только сидела и улыбалась через плечо со своей второй парты второго ряда, несчастному «пассажиру», сидящему на «камчатке» первого ряда и «тонущему» по алгебре.

Мороз начинал пробирать, и он переминался с ноги на ногу, когда в свете фонарей и проходящих машин он узнал её по походке – походке весёлого ковбоя, без лошади. Рост метр семьдесят, большая грудь, спина, переходящая в попу, но попу не образующая, и лицо, круглое, как луна. Добрые зелёные глаза её, говорили о добродушие и весёлом нраве.

– Привееет! – как всегда в своей обычной манере поздоровалась Татьяна и поцеловала Данилу в щёку.

– Привет… – сдержанно поздоровался он.

– Давно ждешь?

– Нет.

– Нууу… Куда пойдем?

– А какие тут приличные варианты у нас, кроме «уюта»? – лениво процедил Данил.

– Пойдем туда… – Татьяна взяла его под локоть, и они двинулись к кафе.

Через 15 минут ребята уже раздевались в душном гардеробе сельской «бухашки». Помещение состояло из двух этажей: на первом был бар и барная стойка с несколькими столиками, а также большой обеденный зал, в котором праздновали свадьбы или справляли поминки, а на втором этаже стояли только столики. Данила решил, что на втором этаже будет спокойнее, потому что основной «тусняк» был у бара. Он купил водки, сока, два литра пива на розлив, чипсы и штук двадцать сосисок в тесте. Собственно, сосиски он скупил все. Молоденькая девочка, выполняющая тут работу уборщицы и официантки одновременно, сказала, что принесёт им всё наверх, но Данька справился своими силами, только сосиски не влезли ему в руки и их взяла Татьяна.

Поднявшись на второй этаж, ребята хотели занять столик у окна, но там, под столом, лежало, напившееся до беспамятства, мужское тело со спущенными штанами до лобка. На столе был жуткий беспорядок с пролитыми напитками разных градусов и цветовых гамм…

Ребята заняли соседний столик, разложили покупки и, наконец-то, присели.

Тут было заметно спокойнее и тише – основная масса людей была внизу и там же сосредотачивались все большие колонки, поэтому можно было спокойно разговаривать, не напрягая свои голосовые связки и уши до боли в затылке.