– Ну, – весело начал Данила, – познакомились?
Подруги сели рядом, напротив Антона, и это было вообще «не правильно».
– Да, – сказал Антон, – это – Марина, – он указал на белокурую, – а это – Валя, – и во взгляде Антона, каким он посмотрел на Данилу, читалось разочарование, обида и ненависть, ненависть к Даниле, который по сути, выбрал его, как отвлекающего «страшную» подругу такого же «страшного» друга, к тому же с дамой двенадцати лет отроду там реально был «облом».
– Не мороси, Антоша, – шепнул Данила. Из-за музыки всё равно не было ничего слышно. – Всё будет хорошо! Я тебе компенсирую. Ты только подливай чёрненькой «сока» побольше, – Антон понял, что Данила уже успел когда – то разбодяжить фруктовый сок водкой.
Даня разлил водку по рюмкам между собой и Антоном.
– Девчонки, что будете пить за знакомство и вообще? Есть водка, пиво, вино и сок! – Данила игриво поднял вверх тетрапак с пойлом для «Гиббона».
– Мне сок, – просипела чернявая.
– А мне пива, пожалуйста, – сказала Марина голосом, который Данил где-то уже слышал, но не мог вспомнить – где… Музыка гремела так, что тряслись пластиковые стаканы.
Данила на секунду замешкался – он не мог оторвать взгляд от девушки, которая в приглушенном свете дискотеки и под воздействием, должно быть, спиртного, была чудесна. «Нет. Алкоголь тут не при чём, – решил Данила. – Это уж точно».
Даня налил всем, кто что пожелал и настало время сказать тост:
– Ну, за знакомство? – предложил он.
– Да, за знакомство, – все хором поддержали и выпили.
– А вы учитесь, да? – для приличия спросил Антон, так как это было и так ясно.
– Да. Мы в девятом классе учимся, – нагло соврала Валентина.
«Тебе до девятого, как мне до Пекина раком» – подумал Данила, но лишь усмехнулся сам себе.
Настало время дежурных вопросов и ответов, каким – то чудом Антон нашёл общий язык с Чернявой Гиббоно–Валентиной, и за столом стало слышно только этих двоих. После третей рюмки «сока», Валя поменялась с Данилой местами и теперь он сидел рядом с Мариной и держал её за руку. Внезапно, она положила свою голову ему на плечо, отчего у Данилы жар пробежал по телу с ног и до затылка – в затылке жар и остался.
За всё время они обмолвились лишь несколькими словами о Её школе и об Его армии. Марина училась в восьмом классе и ей было 14 лет…
Выпили и закусили. Марина выглядела не трезвой, но и не пьяной и Данила решил, что это даже к лучшему – он повёл её курить на улицу.
За домом культуры стоял «блошиный рынок». В ночи о нём напоминали только пустые железные «комки» – туда Данила и повёл свою спутницу.
Она совершенно ему не сопротивлялась и не говорила ни слова, только держала его ладонь в своей руке. Данила был гораздо сильнее пьян, чем она, и убежать от него ей не составило бы труда, но она послушно шла туда, куда Данила её вёл, хотя покурить можно было и около крыльца под светом фонаря…
Зайдя в одну из металлических коробок, Данила нежно привлек Марину к себе и поцеловал в губы… Она подалась легко и помогала ему играть со своими губами, как он хотел, неумело отвечая взаимностью. Запах её волос и вкус её губ сливались для него в один единый экстаз и в глазах темнело так, что самая темная ночь показалась бы днём по сравнению с этим затмением… Сердце выскакивало из груди и Данила слышал только его стук – в бесшумной ночи, где в далеке слышалась музыка группы Фристайл, молодые люди стояли будто посреди снежной лавины, которая накрыла их вихрем страстей и эта ночь стала жутко «громкой» и запредельно таинственной – только для Двоих.
…Губы Марины скользили по его щекам, подбородку и шее, от чего он практически задыхался от возбуждения и терял рассудок, а его член рвался из джинсов, вот-вот грозя проделать в них дырку.
Он посадил её на прилавок, спиной к чёрной мгле, расстегнул на ней куртку и запустил свои руки ей под кофточку, поднимаясь все выше и выше, нащупывая замочек лифчика. Данила всё это время думал, что Марина вот-вот выскочит из его объятий, но этого не случилось даже тогда, когда он вытащил из-под её кофты расстёгнутый бюстгалтер.
Данила поднял кофточку девочки до горла и вцепился губами в её молодые, стоячие грудки, а мясистые набухшие соски сигнализировали ему, что она, так же, как и он, находится в объятиях страсти и крайнего возбуждения.