Личная религия греков

«Беседовать наедине с Богом» (όμιλήσαι μόνω μόνον). Это выражение, которое можно найти у некоторых платоников Империи, например у Нумения и Плотина,[299] превосходно суммирует все, что я пытался рассказать вам. Я постарался показать, что на протяжении всей истории греческой религии, начиная с Гераклита и трагиков, у людей не исчезало желание вступить в непосредственное, близкое, личное единение с божественным. Представление о Боге могло меняться; но желание узреть Бога, коснуться его, говорить с ним от сердца к сердцу не менялось. Хор из Агамемнона адресует тревожную мольбу Зевсу, уже тогда невыразимому Богу, настоящее имя которого никто не знает и которого можно сравнить только с ним самим (Agam. 160-165). Ипполит просит своих товарищей сердечно молиться его богине. Согласно Платону, вершиной человеческого опыта является невыразимый контакт с высшей реальностью. Герой Апулея находит счастье в любовном созерцании Исиды. Герметист живет, или старается жить, в постоянном ощущении присутствия Бога. «Ты встретишь Его везде, ты везде Его увидишь, там и тогда, где и когда вовсе этого не ожидаешь, наяву, во сне, в море, в дороге, ночью, днем, говоря, молча. Ибо нет ничего, что не было бы Богом» (Corp. Herm. XI. 21).

Вот так эта великая и благородная литература греков постоянно напоминает нам, что — используя выражение Платона (Tim. 90а 5, bc) — лучшая часть нашей души стремится от земли к нашей небесной обители, подобно растению, корни которого не в земле, а в небесах. «Если человек отдается любви к учению, стремится к истинно разумному и упражняет соответствующую способность души преимущественно перед всеми прочими, он, прикоснувшись к истине, обретает бессмертные и божественные мысли, а значит, обладает бессмертием в такой полноте, в какой его может вместить человеческая природа; поскольку же он неизменно в себе самом пестует божественное начало и должным образом ублажает сопутствующего ему демона, сам он не может не быть в высшей степени блаженным».[300]

Анри-Доминик Сюффрей [301] Портрет отца Андре-Жана Фестюжьера (1898-1982)

В последние годы своей жизни отец Фестюжьер являл собой образ умиротворенного старца. Он продолжал много писать. Эпиграфом к одной из последних работ он сделал высказывание Солона: «Я уже стар, но продолжаю познавать». Но он также и много читал: греческих трагиков, Евангелие, английских романтиков, Марселя Пруста. Одно из его последних сочинений носит название «Размышления над Евангелием от Марка».

Он не всегда был таким кротким. От природы у А.-Ж. Фестюжьера был беспокойный, восприимчивый, непокорный характер, была живая реакция на проявление агрессии.[302] Всю жизнь его тревожила проблема зла. Он не сомневался в существовании Бога, но ставил вопрос так: «Любит ли Бог людей?» Этот вопрос он со временем выразил иначе: «Любимы ли люди Богом?» Ошибаются те, кто думает, что эта проблема ограничивалась предметом его исследований — отношениями между богами и людьми в эпоху языческой античности; по-моему, было бы более справедливым считать, что полученное им янсенистское воспитание повлияло на это стремление к живому общению с Богом; однако помимо названных причин, сама духовная жизнь отца Фестюжьера вынесла на первый план вечную и фундаментальную проблему мистиков:[303] как понять, что Бог любит нас? Так или иначе, вполне естественно, что в ходе своих научных изысканий он страстно пытался очертить,эту проблему и решить ее.